Однако нужно согласиться с тем, что с конца Средних веков имела место определенная эволюция. В новые времена, когда государства были уже не так сильны, даже в самой Османской империи, в результате различных обстоятельств ремесла имели полукорпоративную организацию, эффективно совмещающую определенные меры государственного контроля с частной инициативой. Возможно, что Иран и Центральная Азия, которые, видимо, не имели таких традиций, как бывшие римские колонии Сирия и Египет, оказались по результатам этой эволюции впереди остального мусульманского мира. У меня нет возможности развивать эту гипотезу в рамках данной книги, но я могу позволить себе принять ее во внимание. Таким образом, важно увидеть, как вписывается в общую картину Малая Азия.
Не отвергая полностью возможность того, что традиции, принесенные туркменами (турками-сельджуками) непосредственно из далекой Центральной Азии, могли иногда оказывать какое-то влияние, представляется разумным считать, что жизнь ремесленников в сельджукской Малой Азии изначально представляла собой соприкосновение или контакт между греческими и армянскими ремесленниками, с одной стороны, и иммигрантами из Ирана – с другой. А считая известным, что иранские мусульмане играли ведущую роль в формировании управления, можно согласиться, что, по меньшей мере, общий каркас профессиональной жизни был построен в соответствии с их представлениями и традициями. Хотя какие-то отдельные обычаи каждого ремесла, которым по-прежнему занимались местные жители, сохраняли особенности, существовавшие до турков. Но с учетом сказанного какие реальные факты нам известны? Строго от периода сельджуков практически никаких. Нет даже подтверждения такого вполне вероятного факта, что у каждого ремесла была своя улица или квартал. В конце монгольского периода Ибн Баттута дает нам важную информацию, которую, однако, тоже сложно интерпретировать. Но прежде чем заняться этим, мы должны рассказать об акхи.
Фактически становление жизни в городах было неразрывно связано с появлением акхи, чья роль по причинам, которые станут понятны позже, не в полной мере проявляла свою силу в домонгольский период, но тем не менее существовала и до него. Этот институт представляет огромный интерес, но одновременно вызывает много вопросов, и потому достоин того, чтобы уделить ему некоторое внимание.
В первой части данной книги было дано краткое описание движения футувва, или, если хотите, фитьян, известного также как айарун (бродяги), о котором нужно рассказать. Это движение состояло из корпоративных, но не профессиональных группировок, обладавших существенной независимостью, создававшихся скорее по социальным, чем по религиозным соображениям и противостоявших властям и аристократии с применением силы. Хотя некоторые представители аристократии пытались его использовать. В периоды ослабления власти это движение усиливалось и становилось настоящей милицией, в периоды сильной власти оно уходило в тень, но не переставало существовать. Нет ни одного города на ирано-иракской территории и, следовательно, на территории, которой владели или по которой проходили Великие Сельджуки, чье влияние продолжали чувствовать турки Рума, где не было бы своих фитьян, временами реально определявших местную политику. Если в городах византийской Малой Азии не было ничего по-настоящему эквивалентного, то нет ничего необычного в том, что по мере становления городской жизни, в которую вовлекались люди разного происхождения, в городе появлялась и футувва.
О ее существовании в XII веке нам ничего не известно, и до самых последних лет века она определенно не играла существенной роли. Но момент, когда она по-настоящему проявила себя, как мы уже видели, совпал с тем временем, когда халиф ан-Насир в Багдаде пытался узаконить институт футуввы и сделать его органом социальной сплоченности, собирая там бедняков наряду с влиятельными людьми, подчиняя их новым понятным правилам и одновременно с этим призывая соседних правителей делать то же самое под его эгидой. Как будет отмечено в другом месте, с этой целью он отправил великому шейху Багдада Кей-Кавусу одного из своих главных советников в этом вопросе, Шихаб ад-Дина Умара Сухраварди, который произвел огромное впечатление на турков в Конье или, по меньшей мере, на их правящие круги. Это происходило как раз в то время, когда сельджукский султанат был в процессе становления как мусульманское государство и, чтобы заручиться благосклонностью халифа, всеми силами старался позиционировать себя как оплот ортодоксии. По этой причине Кей-Кавус оставался верным футувве, преобразованной ан-Насиром, и хотя невозможно определить, с помощью каких средств это было достигнуто, но в результате футувва распространилась в Анатолии и, возможно, даже больше соответствовала желаниям халифа, чем в древних городах, где доминировали слишком устойчивые традиции.
Однако в Малой Азии и в некоторых соседних регионах к востоку от нее возникновение футуввы создавало проблему. В этой стране, как и в северо-западной части Ирана, иными словами, там, куда тюрский (турецкий) элемент проник более глубоко, для обозначения фитьян, вернее, его руководителей использовалось слово «акхи», для которого в остальном мусульманском мире не существовало эквивалента. Эквивалентность этих двух терминов на обозначенных выше территориях не вызывает сомнения, но время появления и происхождение этого слова неясно. И конечно, не были известны акхи более позднего периода, о чем у нас имеются надежные документы. Иногда авторы, упоминающие о них, пытаются сопоставить с ним арабский термин akhi, означающий «мой брат», но формы, в которых это слово появляется в персидском (фарси) или турецком языках, и даже иногда в арабских текстах, практически исключает возможность его сознательного использования в этом смысле. Выдающийся современный тюрколог предложил тюркскую этимологию этого слова, которая лингвистически вполне допустима, но которому историки обязаны возразить, поскольку самые ранние акхи, известные в XI веке на северо-западе Ирана, определенно были иранцами, от которых турки могли узнать это слово. В любом случае самые ранние акхи были чистыми мистиками и, судя по всему, не были связаны ни с каким видом футуввы, не говоря уже о футувве типа городских фитьян, описанных выше. Каким бы ни было изначальное значение этого слова (что уже не важно, поскольку его больше никто не понимает), возникает одна проблема относительно столкновения в Малой Азии ахки и футуввы, имевшей историю, отличную от футуввы на других территориях.
Нетрудно понять, что это не просто вербальный вопрос. Мы знаем, что именно с XI века, когда мистицизм завоевал города в странах ортодоксального ислама, он пытался создать организованные братства, состоящие из членов фитьян, склонных к определенным формам мистической ментальности, с одной стороны, и некоторых мистиков, принимавших в своем роде концепцию корпоративной жизни, присущую футувве, – с другой. Шейх Сухраварди, упомянутый выше, – один из примеров этой тенденции. В связи с этим неожиданно интересной оказывается так называемая литература футуввы, о которой будет сказано позже. Поскольку писали только грамотные, она представляет только их точку зрения. На практике об этом свидетельствует тот факт, что, в то время как летописи и другие тексты рисуют акхи действующими в позитивном ключе, но с использованием силовых социальных форм, литература футуввы говорит исключительно о ритуалах инициации и теоретических морально-религиозных соображениях. Разница настолько велика, что, если ничего не знать, трудно поверить, что речь идет об одних и тех же организациях и об одних и тех же людях. Это в особенности верно для текстов футуввы из круга ан-Насира, которые имели такое большое влияние в Анатолии. В общих чертах справедливо (и ислам мог бы предоставить другие тому примеры), что имели место интерпретация определенной формы общественного действия и определенной формы мистической жизни, и определенное признание определенными «мистическими» конгрегациями определенных общественных организаций. На данный момент это все, что мы можем сказать.
