Имевшиеся выше упоминания об икта предполагают, что она повергалась воздействию двух противоборствующих сил. С одной стороны, некоторые икта исчезали, превращаясь в частную собственность, а с другой – даже не считая присвоения земель провинциальными властями под видом икта, о чем будет сказано позже, – большой процент икта был роздан армейским командирам в связи с нарастающими сложностями в обеспечении оплаты наличными деньгами, а также в связи с тем, что войска теперь состояли исключительно из местных обитателей, поскольку со временем привлечение иностранных наемников прекратилось. Тем не менее в долгосрочной перспективе практика предоставления икта, вероятно, значительно сузилась, поскольку государству Сельджукидов становилось все труднее содержать большую армию «под ружьем» в какой бы то ни было форме. Монголы определенно не желали, чтобы Сельджукиды могли это делать, и, даже если бы финансовые возможности султанов позволяли, они стали бы этому препятствовать. В какой-то степени тот факт, что с тех пор монгольская армия сама выполняла часть военных задач в Малой Азии, освободил сельджукское государство от этих затрат, привел скорее к перераспределению расходов, чем к их уменьшению. Но монгольская армия не поддерживалась с помощью икта (даже когда при Газане эта система стала обычной, она, похоже, практически не распространялась на Малую Азию). В Малой Азии монгольская армия жила частично за счет дани, регулярно выплачиваемой сельджукским государством, частично (но менее регулярно) за счет других поступлений, когда она была расквартирована в районах пастбищ на востоке страны, и получала средства от реквизиций и тому подобного, которые представителям сельджукской власти никогда не удавалось проводить эффективно и в срок. Такая система была равносильна изъятию из общественного владения сельджуков земель, на которых размещались войска, но они не передавались им в качестве икта, и, в случае если кто-то из монголов уходил, они могли снова стать достоянием «Рума». Само собой очевидно, что некоторые монгольские вожди тоже законным или незаконным путем приобретали владения в «Руме», которые едва ли могли быть чем-то иным, кроме частной собственности.
То, что было только что сказано, означает, что система землевладения и налогообложения в Малой Азии развивалась не только в рамках сельджукской системы управления, и вмешательство монголов тоже играло свою роль. Необходимо обратить особое внимание на эту особенность, поскольку, не уделяя ей должного внимания, некоторые люди принимают за черты режима Сельджукидов то, что на самом деле являлось чертами режима ильханов и существовало бок о бок с сельджукскими особенностями. Выплата дани и обязательство содержать монгольские войска были не единственными причинами такого положения. Вспомним, что в 658 (1260) году два брата, султаны Изз ад-Дин и Рукн ад-Дин, а также их визирь Шамс ад-Дин Баба Туграи были вынуждены пробыть дольше, чем ожидали, у Хулагу, который в то время был занят завоеванием Сирии, и они договорились об огромном займе из казны ильханов. Монголы не принимали таких решений легко, и их не удовлетворили туманные обещания вернуть долг. В дополнение к дани ежегодные выплаты по этому займу составляли 200 тысяч динаров в монетах и 300 слитков золота (zerkub), или его стоимость, помимо домашнего скота и тканей. Надзирать за обслуживанием этого долга монголы назначили Тадж ад-Дина Мутазза, сына бывшего главного кадия Хорезма, который был отправлен хорезмшахом Джалал ад-Дином Мангуберди с посольством к Кей-Кубаду. В качестве гарантии выплаты обозначенных сумм ему была дана концессия на получение в качестве икта всей провинции Кастамону, а также Аксарая и Девеликара-хисара (именно в Аксарае историк Аксарайи, который был там финансовым чиновником, познакомился с его сыном и будущим преемником, благодаря чему нам и стали известны подробности этого дела). После его смерти в 676 (1277) году его сын Муджир ад-Дин Амиршах унаследовал все дела, которые вел его отец, и на время расширил свою власть на весь регион от Сиваса до Токата и от Кастамону до Синопа. Само собой очевидно, что благодаря власти в этом регионе, полученной непосредственно от монголов, и отец и сын пользовались значительным влиянием на всю политику в Малой Азии, иногда совмещая свои обязанности в отношении иль-хана с должностью наиба у султана «Рума». Однако в самом конце своей жизни Муджир ад-Дин подвергся преследованиям со стороны могущественных людей как в Малой Азии, так и при дворе ильханов, и в Синопе его влияние было практически уничтожено потомками перване. Он умер в 701 (1302) году, и, хотя деньги, очевидно, продолжали отправляться из «Рума» в Иран, маловероятно, что обязанность надзирателя была поручена кому-то еще, поскольку осуществлявшееся монгольскими правителями прямое управление страной лишило смысла существование этой должности.
Для точного понимания ситуации, сложившейся в Малой Азии в результате такого вмешательства монголов, необходимо аккуратно отделить (что до сих пор делается не всегда) то, что связано с правительством ильханов (Великим Диваном), от того, что относится к властям собственно «Рума». Монгольские доходы поступали от mukata’at, что в терминологии классического ислама означает договор аренды для подлежащих налогообложению хозяйств в определенных районах, но также от balish, inju и dalai. В государстве ильханов (особенно вначале) словом balish назывался некий общий налог, или дань, хотя точно определить его природу невозможно. К inju (владения) относились земли, принадлежащие государству ильханов, приобретенные им в «Руме» и доходы от которых, следовательно, должны были передаваться ему. Например, в 676 (1277) году визирь иль-ханов Шамс ад-Дин Джувайни добился, чтобы в число таких земель были включены некоторые новые земли, находившиеся под контролем Эрзинджана. Слово dalai встречается редко, и его значение не вполне понятно. По мнению Османа Турана, оно указывает на земли сельджукского государства, управлявшиеся монгольскими представителями. Его главный аргумент состоит в том, что, строго говоря, в государстве ильханов не было dalai. Мне трудно с этим согласиться. Все, что можно сказать с уверенностью, это что inju и dalai – два вида доходов, которые монголы получали за счет налогообложения в Малой Азии, связанные между собой, но в то же время разные, для каждого из которых на 692 (1293) год имелся свой диван из двух «главных бухгалтеров» (mustawfi) и «директора», и оба они были в подчинении у Муджир ад-Дина. Если не считать загадочный balish, который в то время никого особенно не интересовал, inju и dalai применялись при сборе налогов, что не подразумевало какого-либо изменения системы налогообложения.
Однако нет сомнения в том, что некоторые изменения все же имели место, хотя трудно в точности установить, какие именно. Аксарайи, который является для нас основным источником в данном вопросе, говорит, что после воцарения Кей-Хосрова III в 664 (1265) году было решено разделить налоги на четыре вида: y. w. yt., na’lbaha, mal-i yam и mal-i bozorg, собираемые четырьмя разными способами. Не считая первого, название которого неясно, названия остальных трех (означающие соответственно «конный», «должностной» и «общий», или «верховный») позволяют предположить, что они определяли скорее предназначение налога, чем само его содержание. Автор фактически добавляет, что никакие другие налоги не взимались, если не считать небольшой пошлины, которую брали при пересечении границ отдельных территорий, что не требовало внесения каких-либо изменений. Вместе с тем из одной более ранней фразы того же Аксарайи следует, что джизья, под которой, вероятно, подразумевается общий налог на земледельцев-немусульман, по-прежнему сохранялась при монголах, как один из основных налогов в «Руме». Метод, применявшийся некоторыми из их агентов, представлял собой не изменение в системе, а принудительное увеличение налога на определенную постоянную величину. Именно благодаря такой практике, Фахр ад-Дин Казвини сделался особенно непопулярным. Немного позже Камаль ад-Дин Тифлиси, напротив, вызвал одобрение, благодаря назначению справедливого налога на зерно до сбора урожая. Однако прямое монгольское правление ужесточило условия. Инновации представляли собой в осовном использование того, что было принято в остальной части империи, например, введение tamgha – тамги, налога, традиционно взимавшегося в Иране с начала монгольской оккупации, который не существовал в «Руме» (своего рода пошлина). В действительности для монголов Малая Азия была прежде всего территорией, эксплуатируемой как общественным, так и частным образом. Государственный контроль, как со стороны Сельджукидов, так и ильханов, был удаленным и нерегулярным. Происходившее там оставляет общее впечатление беспорядка, с эпизодическим вкраплением серьезных, но кратковременных злоупотреблений и столь же коротких периодов их подавления. Эта оценка, конечно, не применима к периоду распада империи.
