И на этот раз чекист Лузин решил проверить добродушного верзилу, выставил на стол наган, эдак бросив его с характерным стуком на стол, посидел рядом в великой задумчивости, как бы решая, как быть дальше с подозреваемым человеком, гмыкнул, подтверждая, что решение приходит в голову, прихватил дьявольски вкусный малосольный огурец и смачно откусил. Ему нравился, как ни странно, этот молодой парень с сильными руками, с неслыханно дерзкими беззащитными, бездонными глазами; то, что он имел дело с холостяком, могущим отдать свои силы, но не отдавшим их делу революционного ветра, — и это обстоятельство нравилось в молодом мужике.
Через пять минут Лузин осторожно привстал. Прищурив глаза, с брезгливой улыбкой, как бы говоря, что между ними наступили другие отношения, постоял в задумчивости и отошёл к окну. Иван Кобыло протянул руку и взял наган.
— Что, стреляет, что ли, чекист? — спросил он, дунул в пахнувший смазкой чёрный ствол, подержал некоторое время и с опаской положил на стол. Лузин, стоя у окна, решил: если Кобыло наставит на него наган, то это будет его последний шаг. Революционная месть последует молниеносно, мгновенно. Он пристрелит его, как паскуднейшего пса. Но Кобыло смешал планы чекиста: проигнорировав оружие, подошёл к Лузину.
— Что ты хочешь? — спросил он с любопытством у чекиста. — Чета добиваешься?
Лузин молниеносно повернулся, к хозяину с бледным, испуганным от напряжения лицом, молча некоторое время глядел в глаза молодому человеку:
— А ты мог меня застрелить? — его глаза прыгали под очками, рука, сжимавшая рукоять заряженного нагана в кармане, которым он должен был пристрелить этого верзилу, чтобы уничтожить врага и освободить себе путь к Дарье Руковой, превратив красивую женщину в революционерку и борца за всеобщее счастье, вспотела, выскальзывая из рук.
— А чего я должен в тебя стрелять, товарищ чекист? Кто ты такой, чтобы тебя убивать? Ты меня проверить, что ли? Зачем? Кобыло не убивает людей. Обидит кто Дарью, так я кулаком трахну раз — и мозги наружу. Что же мне стрелять в тебя?
— Да! Но…
— Что «но»? — переспросил Кобыло, смеясь глазищами на серьёзного чекиста. — Вот записка, гляди, товарища Дзержинского.
Лузин прочитал записку и радостно похлопал Кобыло по плечу:
— Я так и знал: тебе можно стать революционером, товарищ!
* * *
Услышав смех Кобыло, Лузин свободно вздохнул, как бы освобождаясь от тяжёлых мыслей, съел вкусный огурец и спрятал наган. Добродушие верзилы просто обезоруживало.
— Послушай, я тебе стихи прочитаю, — предложил Кобыло. — Хочешь? Слушай:
Жил-был Колчак,
Явный дурак.
Сено косил,
Но баб не любил.
Он заразительно рассмеялся и хлопнул чекиста по плечу, отчего тот тоже не удержался и проговорил сквозь смех, что в стихах Кобыло есть великая мысль революции.
— Садись рядом, — сказал чекист Лузин, загораясь желанием этого молодого человека, слывшего на селе блаженным, перековать в революционера. — Ты понимаешь, что я тебе скажу. Брось ты баб всех к чёрту, понял? Но главное, должен усвоить азбуку революции. Азбуку! Понял! Ты понял, не дурачься, не дурачься, — он с нескрываемым волнением снял очки и принялся дальше излагать свой взгляд на революционные явления. — То, что я делаю, самое важное, основное, архиважное, великое, дорогой мой, дело. Я тебя покупал, я тебя проверял, но я понял, что в душе ты наш человек, ибо твоя душа поёт песни революционного настроя. Я тебе должен в смысле сказать, что каждый человек есть враг. Понял? С точки зрения всеобщей злополучной гигантской и мировой обстановочки на нашей планете. Планета наша заражена гнусным, таким, что требуется очистка от мусора и прочего всего дурного, которое отвратительно пахнет. Нам нужно очиститься, а для этого теории нету. Как комар имеет свою цель сосать кровь, так человек имеет своей целью иносказательно сосать кровь у другого. Каждый! Заметь! Но надо выделить тех, кто желает сделать это сразу. Вот тут, не сходя с места. Понимаешь?
— А как выделить? А что за гнусь поражает?
— Неважно, гнусь, и всё, в смысле самом плохом. Ты имей в виду, каждый человечек имеет одну цель, как комар, так и он. Эту цель мы знаем, в смысле насыщения своей плоти и прочее всяким дерьмом. Но каждый человечек с двойным дном, которое припрятано в тайниках, лабиринтах его души, а потому он, в смысле, преисполнен желания, цели, тайных мыслишек. Это тайное — его второй фронт против революции и мирового ветра.
— Почему тайное против революции? — спросил с удивлением Кобыло.
— А потому — скрывать не стал бы. Не стал бы. Ибо тайна для того и существует, что необходимо скрывать. Ты видишь, например, цветок, красивый, огнистый, но ты не видишь семян внутри цветка. Но ведь семена и есть самая что ни на есть жизнь, то есть самая суть, в чём и ради чего, собственно, растёт цветок. В человеке мы тоже вторглись в самую тайную тайн его, в душу, где преобладают потёмки. Без души человек — он, значит, революционер. Большинство людей за революцию, но у большинства опять же есть потёмки. Надо в душу провести лампочку света, осветить подземный мрак. Душа вне потёмок — не душа. Понял? Мы плохие семена отсеем, отбросим в мусор, уничтожим, чтобы семена не приносили уродливых плодов. Тайным мыслишкам нету места среди революционеров! Понял? Не понял, так я тебе объясню, что такое революционная азбука. Главное для революции — чистота помыслов. Чтобы никто не имел дурных мыслей, которые держат в самых тайниках, в самом скрытном углу. И вот сила революции в том состоит, чтобы раскрыть тайну и ликвидировать тайну.
— Что, я должен быть открытым совсем? — перебил его Кобыло, явно сомневаясь.
— Совершенно! Во всём! По всем пунктам своей любви к революции ты должен сказать обо всём открыто. Прочь тайну! Прочь душу!
— Да, но есть тайная моя мысль, а я должен сказать? Чепуха!
— Нет! Не чепуха! А истинная азбука революции! Никаких тайн, иначе управлять процессом невозможно: азбука в том смысле, чтобы раскрыть душу, осветить её, наполнить в смысле самым передовом. А без устранения самого опасного — тайников в миллионах сердец — ничего не выйдет. Ничего не выйдет, дорогой товарищ! Кто такой человек, если не червячок, если не букашка, если не козявочка какая? Кто?
— А ты?
— Не кощунствуй над революцией, Кобыло! Не в том дело, что хочешь сделать, а в том, чтобы поступать согласно законам её. Азбука революции должна соблюдаться; азбука нам говорит, что надо делать, а что не надо. Смотри, человек, благодаря своим тайникам, думает одно, говорит другое, а делает третье! Вот три ипостаси! Его триединство! Вот, вот, вот! Понял? Вот что приводит к неслыханным бедствиям человечество! Вот! Такая вот козявочка, слизь по сути, гм! Дела! А посмотри, как ведёт себя ехидненько в мире житейском: обманывает, мыслит, делает! И всё по-разному, по-иному, не считаясь с азбукой революции. Она заключена в полной и абсолютной свободе, верности, открытости, уничтожении тайн всяческих, чтобы идти с душою ребёнка к вершинам всемирного коммунизма! А? Понял? Все прошлые века страдали слабостью. Но у меня есть план полного очищения всех человечков, их душ. Я — великий чистильщик революции. Как? Операцию сделать, умрёт человек; надо, чтобы верные люди жили. Значит, нужен ходатай к душам. Нужен в смысле общем. Понял? Старой России необходима большая чистка, и огромная, — чтобы человек стал чист, как стёклышко, дорогой товарищ! В том будет его счастье, ибо будущий человек — без тайн, без триединства, без старых глупых всяких примет цивилизации. Ты понимаешь, что в слове «цивильный» есть запашок гниения? Гниения человечества, которое принесёт неисчислимые бедствия для всех. Но для того нужно очистить всё человечество, особенно русское население от всяких наслоений. Как в душу заглянуть? Вот вопрос вопросов, который если разрешить, то можно решать кардинальнейшую проблему огромного человечества. В нашей стране большого будущего, семье трудовой, полной будущего, необходимо учить азбуке революции. Корень всего — в тайне. Понял?
