– Где я? – прошептал он.
Ему ответила тишина. В сознании Самарина промелькнуло, что в этой ситуации есть что-то знакомое. «Госпиталь», – пришел он к выводу. Он лежит в госпитале.
Генерал прищурил глаза, заболевшие от яркого света. Через минуту быстрого моргания он начал различать детали: шкафчик с лекарствами, столик, светлые волосы, рассыпанные по одеялу. Наконец он ощутил знакомый аромат духов. Анна. «Если бы это был романтический рассказ, то избранница героя должна разбудить его поцелуем», – подумал он с нежностью. Тем временем графиня Самарина спала, положив голову ему на плечо и тихонько посапывая.
Он зашипел, когда нахлынула очередная волна боли. Что-то было не так. Он осторожно, чтобы не разбудить жену, освободил левую руку и откинул одеяло, с недоверием глядя на перевязанную культю – он потерял правую ладонь. Встревоженная сменой положения, Анна подняла голову и через мгновение уже рыдала в объятиях мужа.
– Все хорошо, любимая, ничего не случилось, – бормотал генерал.
Кто-то осторожно приоткрыл двери, и в комнату заглянул Матушкин.
– А ты тут что делаешь? – удивленно спросил Самарин. – Я думал, что ты до сих пор на фронте.
– Я был там, – ответил офицер, присаживаясь на край кровати. – Его величество вызвал меня, чтобы я проследил за твоей безопасностью. Похоже, никто, кроме меня, не справится с этим, – иронично добавил он.
Анна вытерла слезы и пригрозила Матушкину кулаком.
– Госпиталь охраняет группа солдат из «Омеги». В том числе и Анвельт, – проинформировала она мужа. – Тебе ничего не угрожает.
– Пока…
– Пора бы уже решить это дело, – произнес Матушкин. – Но так или иначе вы хорошо проредили ряды Amici Mortis.
– Мы?
– Ты и Анна.
– Не понял…
– Как только твоя жена добралась до имения, она вооружила слуг и кинулась тебе на помощь. Она отправила гонцов к ближайшим соседям. Не обошлось без жертв, конечно, погибли несколько человек, а эти гады сбежали.
– Как всегда! Странно, что они меня не добили.
– У них не было на это времени, да и ты выглядел уже как мертвый. Они чуть не проломили тебе череп, сломали три ребра и почти перерубили запястье. Меня удивляет то, почему ты не истек кровью.
Самарин только сейчас понял, что его торс затянут, словно в корсет, да и голова перевязана.
– Вы ампутировали мне руку? – спросил он с невеселой ухмылкой.
– Врачи сказали, что не смогут ее спасти, – смущенно ответила Анна. – Они предостерегали, что, если мы не согласимся на операцию, начнется гангрена, и…
– Я понимаю, – прервал ее генерал. – Вы правильно сделали. Это же не Тверь? – спросил он, выглядывая в окно.
– Нет, «Александровка».
Самарин нахмурил брови. Александровский госпиталь был одним из самых старых медицинских учреждений Санкт-Петербурга.
– Тебя перевезли сюда по приказу его величества, – ответил на незаданный вопрос Матушкин. – Император хочет с тобой встретиться. Я должен доложить, что ты пришел в сознание.
– Докладывай, – вздохнул генерал.
Когда Матушкин исчез за дверями, Самарин снова обнял жену.
– Как ты себя чувствуешь? – беспокойно спросила Анна.
– Неплохо. Только рука болит.
– Странно, ты же получил морфий. Может, позвать доктора? Они говорили, что осложнений быть не должно, но… – Она беспомощно повысила голос.
– Ну конечно, – но… – кашлянул Самарин. – Так это обычно и бывает. Позови.
Доктор не вызывал доверия, высокий, с благородным выражением лица, что только усиливало это впечатление. Когда он снял повязку, оказалось, что воспаленная опухшая культя все еще кровоточила, чего хирург не смог объяснить.
– Нужно будет прижечь рану, – проинформировал он, озабоченно вытягивая губы. – Или провести еще одну ампутацию, выше инфицированного участка.
– Инфицированного? Вы дезинфицировали рану? – рявкнул генерал. – И что это за инфекция? Это же не гангрена?
– Ну, это сложно объяснить…
– Не страшно, у меня есть время, и я охотно ознакомлюсь с вашими выводами, – заверил Самарин.
– Ну, сначала я проконсультируюсь с коллегами, – пробормотал врач. – А вы тем временем полежите и отдохните.
Генерал стиснул зубы, но до того, как успел что-то сказать, графиня Самарина соизволила высказать врачу все, что она о нем думает, используя такие слова, которым точно не учат в Институте благородных девиц.
– Этот идиот не знает, что происходит, но скорее отрежет тебе руку, чем признается в этом! – закончила она со злостью.
– А ты что об этом думаешь? У тебя же есть опыт медсестры.
– Это не гангрена, я даже не знаю, инфекция ли это, поскольку у тебя нет температуры, хотя еще рано быть в чем-то уверенными. Так или иначе, но это точно ничего хорошего, рана должна закрыться, после операции прошло уже несколько дней.
– И что будем делать?
– Подождем, – решительно произнесла Анна. – Будем следить за раной. Если опухоль не увеличится, то не будет и повода для беспокойства.
– А что, если станет хуже? Может, попробовать это… прижигание?
– Даже не думай, любимый, все будет хорошо.
Страх охватил внутренности Самарина: впервые со времени знакомства Анна говорила с ним тоном профессиональной медсестры, нежным, обнадеживающим и явно лгущим…
* * *
Николай II, самодержец всея Руси, выглядел уставшим, в бороде царя появились седые волосинки, а мелкие морщинки вокруг глаз придавали его лицу выражение обеспокоенности.
– Как вы себя чувствуете, граф? – спросил он.
– Совсем неплохо.
– Все заживает, кроме руки, – заверила бесцеремонно Анна.
– Прошу прощения, ваше величество, моя жена не хотела…
– Я могу отличить заботу о муже от нарушения этикета, – успокоил Самарина царь. – Как вы думаете, почему? – спросил он у Анны.
Они сидели за небольшим столиком из красного дерева, слева от кровати. Был полдень, поэтому слуги принесли чай и бисквиты, хотя никто не заинтересовался едой.
– Я не знаю, – ответила она. – Как и врачи, хотя ни один из них не признается в этом. У меня есть одна мысль, но мне нужно ваше одобрение, ваше величество.
«Очередной сюрприз», – подумал Самарин. Раньше Анна даже не упомянула о том, что что-то придумала. Только бы сердце выдержало…
– Слушаю.
– Я хотела бы узнать мнение Олафа Рудницкого, а если будет нужно, то попросить его приехать сюда.
– Барона Рудницкого всегда рады видеть при нашем дворе, – после недолгого размышления ответил император. – Я отдам распоряжение, чтобы ему позволили пересечь границу без ненужных формальностей.
