– Мне это не нравится, – взбунтовался мальчик. – Почему вы не учите меня обычному фехтованию?
– Что, по-твоему, означает «обычное фехтование»?
– Это как поединок. Вы сами говорили, что если каждый день отрабатывать эти приемы, то позже используешь их рефлекторно. Я не хочу потерять репутацию. Ни один мужчина чести не будет использовать такие грязные приемы!
Самарин едва удержал серьезный настрой, слова наследника престола свидетельствовали о том, что мальчик взрослеет. «Скоро он начнет бегать за девочками, писать отвратительные стихи и мечтать о спасении дам от угнетения», – подумал он с веселостью.
Генерал снял рукавицы и осторожно помассировал правую руку. Вид был не из приятных, кожа на ладони постоянно шелушилась, а пальцы еще не полностью отросли.
– С кем ты хочешь сразиться в поединке? – спросил он.
– Откуда же мне знать?!
Самарин резкой подсечкой отправил цесаревича на мат. Алексей молниеносно выполнил переворот через спину и вскочил на ноги.
– С каждым разом все лучше, – с гордостью похвалил его генерал.
– Спасибо. Вернемся к вопросу чести…
– А не к чему возвращаться. Ты и сам бы это знал, если бы внимательно слушал на уроках по этикету.
– А при чем тут этикет?
– Наследник престола, а тем более император не может участвовать в поединках, – проинформировал его офицер. – Никогда.
– Правда? А что, если кто-то оскорбит? Ну… или обидит кого-то близкого?
«Интересно, это какая же дамочка оказалась настолько предприимчивой, чтобы обратить на себя внимание мальчика? Нужно будет это выяснить до того, как будущий самодержец всея Руси углубится в анатомические различия между мальчиками и девочками», – решил Самарин.
– Сомневаюсь, чтобы кто-то решился сделать это прямо. А если и сделает, то его вызовут офицеры вашего императорского высочества.
– Я не хочу, чтобы меня кто-то защищал!
– Придется с этим смириться. И начни уже наконец думать! Если бы монарх был обязан отвечать на каждый брошенный ему вызов, уже давно бы кто-то из врагов России вызвал и убил бы твоего отца! Обязанность императора – жить для своего народа!
Мальчик вздохнул и отнес тренировочную шпагу на стойку.
– Не знаю, буду ли я хорошим царем, – сказал он. – Когда-то я слышал, как папа сказал, что сделал много ошибок, а ведь он мудрее меня.
– Тебе никто не говорит править уже завтра, – утешил его Самарин. – У тебя еще есть время. Много времени.
– А если я не справлюсь?
– Справишься. К тому же ты не один. Хороший владыка окружен мудрыми советниками и прислушивается к их советам. Он не должен сам все знать.
– А вы станете моим советником? – Алексей с напряжением смотрел на Самарина.
– Конечно, если ты хочешь, – пообещал генерал.
– Хочу!
– Но помни, тебе нужны и другие советники. Любой человек имеет определенные ограничения, есть дела, в которых я не разбираюсь.
– Я понимаю. А я могу вас кое о чем спросить? Это… личное.
– Конечно.
– Вы должны обо всем рассказывать папе, правда?
– Не совсем. Ты в любую минуту можешь попросить меня о конфиденциальности, как джентльмен джентльмена. Я могу не сдержать свое слово только в том случае, если речь идет о твоей безопасности или об информации, имеющей значение для судьбы государства.
– Что ж… есть одна девочка, в принципе барышня, ей уже семнадцать, дочь князя Корсакова. Вчера она попросила меня о встрече в саду. Мы договорились на завтра, на десять вечера.
– Понятно, что проблема не только в нарушении правил безопасности? – догадался офицер.
Цесаревич, как и другие дети монаршей семьи, должен ложиться спать не позднее девяти вечера, а с восьми вечера они не могут покидать дворец без согласия кого-то из родителей.
– Не только, – согласился Алексей с несчастным выражением лица. – Раньше она высмеивала меня и вдруг начала оказывать мне знаки внимания. Когда-то вы говорили, чтобы я обращал внимание, если будет происходить что-то необычное, поэтому… – Он пожал плечами.
– Ты правильно сделал, что рассказал мне, – похвалил мальчика Самарин. – Скорее всего, тут нет ничего страшного, но лучше быть осторожнее.
– Так вы разрешите мне пойти на эту встречу?
– Да, однако при одном условии.
– Я сделаю все, что вы скажете! – заверил Алексей с горящими глазами. – Я могу взять с собой оружие.
Генерал кашлянул, чтобы скрыть улыбку.
– В этом нет необходимости, – сказал он. – Я не думаю, что барышня Тамара… ведь ее так зовут? – хочет сделать тебе больно.
– Да, Тамара, – кивнул цесаревич.
– Но вот что я попрошу тебя сделать, – продолжил офицер. – Прошу тебя, запомни все, что она скажет. И я говорю не про личное, – заметил он. – Скорее всего, разговор будет касаться войны или работы охраны дворца, а возможно, планов твоих родителей.
– Охранник впустит ее в сад?
– Да, она есть в списке гостей, которые могут свободно передвигаться по дворцу, за исключением крыла, предназначенного для твоей семьи.
– Но я же ничего не знаю! Я не принимаю участия в штабных совещаниях, а папа не разговаривает со мной о войне.
– Так тебе только кажется. Ты вчера видел во дворце кого-то, кто тут не живет?
– Да, генералов Брусилова и Алексеева, – не задумываясь, ответил мальчик. – Они выходили из кабинета отца.
– Вот видишь, это могла быть важная информация.
– Правда?
– Я шучу, – успокоил его Самарин. – Но кто знает, что могло бы заинтересовать наших врагов.
– Вы думаете, что Тамара…
– Не в этом дело! – прервал его генерал. – Скорее всего, Тамара просто поняла, что в будущем ты станешь очень важной персоной.
– То есть на самом деле она меня не любит?
– Это ты должен уже сам выяснить.
– Но это же невозможно! А что, если она начнет притворяться? Девочки всегда притворяются, – добавил он.
Офицер наклонил голову, делая вид, что осматривает лезвие шпаги, наконец спрятал лицо в ладони, но дрожащие руки выдали его беззвучный смех.
– Вас это веселит!
– Ваше императорское высочество! – горячо возразил генерал. – Ну, может, немного, – признался он через секунду. – С женщинами всегда одни проблемы.
– Тогда зачем они нам?! – обиженно спросил Алексей.
– Когда ты станешь старше, я тебе объясню. А сейчас довольно с этим. Насколько я помню, у тебя урок географии.
Выражение лица цесаревича говорило о том, что ему не нравится этот предмет, но мальчик послушно кивнул и, поблагодарив за тренировку, двинулся к выходу.