– Только что? Мне ничего не приходит в голову. Я могла бы попросить помощи у Клары, но это слишком долго бы тянулось, а Метельские ждать не будут.
– Что слишком долго бы тянулось?
– Много дам из общества – воспитанницы «Золотого дворца». Если бы разошлись сплетни, что дядя присвоил себе мое имущество, а сейчас является неплатежеспособным, никто бы не принимал всерьез его претензии.
– Претензии?!
– Ну да! Готова поспорить, что они уже придумали сценарий под названием «Возвращение любимой племянницы». Они скажут, что после смерти родителей я в отчаянии сбежала из дома, а они, бедные, меня везде искали, но не нашли. А сейчас узнали из газет, что их любимая племянница жива, поэтому они приехали, чтобы прижать ее к сердцу и попросить о скромной поддержке, в которой Наталка им не откажет!
Рудницкий зло выругался.
– Ты права, – сказал он. – Может, не следовало сдерживать Люсию? Если бы она треснула дядю…
«Да!»
«Люсия! Нельзя подслушивать разговоры мамы и папы, разве непонятно?»
Девочка не ответила, и ощущение постороннего присутствия исчезло.
– Ты тоже слышала? – спросил он.
– Да.
– К сожалению, в последнее время эти ее… личности имеют от силы несколько лет, и трудно им что-то объяснить.
Их дальнейший разговор был прерван стуком и скрипом открывающейся двери.
– Шеф? – отозвался Маевский.
– Войди! – нетерпеливо кинул алхимик. – Говори, что ты узнал!
– Может, в другое время? Это неприятное дело.
– Можешь говорить при моей жене, я сомневаюсь, чтобы ты ее чем-то шокировал, она хорошо знает своих родственников.
– Люциан Метельский довольно известная личность в банковских кругах, – начал Маевский. – У него огромные долги. Он был достаточно глупым, чтобы прибегнуть к услугам ростовщиков. Полгода назад неизвестные сломали ему ногу, я так думаю, из-за неуплаты долга. Метельские не только утратили все свое имущество и имущество, что принадлежало госпоже Наталии, но и вынуждены были продать дом, оставшийся в наследство после бабки Люциана. Их сынок, Збигнев, пошел в отца. Кроме того, что так же безбожно проигрывает в карты, как отец, он еще участвует в скачках, где также проигрывает. Несмотря на благородное происхождение, у них не наилучшая репутация из-за имущественных проблем. В Варшаве они только две недели, но за это время оба Метельских успели проиграть огромную сумму. Боюсь, что госпожа Наталия их последняя надежда. И еще одно: раз или два с ними играл граф Косцельский.
– Что будем делать? – спросила Наталия.
– Без понятия. Я только аптекарь, а не завсегдатай салонов, – с иронией ответил Рудницкий. – Бьюсь об заклад, что кто-то другой в обществе легко бы избавился от Метельских, но это не моя сфера.
– А почему бы не попросить совета у госпожи фон Лушке? – предложил Маевский. – Такие интриги для нее были хлебом насущным в течение полувека.
– Что правда, то правда, – признал алхимик. – У нас она не имеет такого влияния, как в России, но, может, хотя бы подкинет какую-нибудь идею.
– И еще одно, – сказал Маевский. – Чуть не забыл, Оконева хотела с вами встретиться, шеф.
– По какому вопросу?
– Я не знаю, но выглядела она обеспокоенно. А она не из нервных.
– Ну ладно, давай ее сюда.
Стукнули двери, через минуту раздались тяжелые шаги.
– О чем вы хотели со мной поговорить? – спросил Рудницкий.
– Так то о барышне Юльке, – ответила женщина.
Алхимик услышал в голосе служанки легкую неуверенность.
– Ну, слушаю.
– Ну хотела сказати, че лучше буде, када вы пустите барышню Юльку, она мычить ночами и увесь час бурмочит, уйти отсюдава хочет, с етого пекельного отелю. Знаю, че подписала там ком… контракт, токмо ж держать ей силой – не по-християнски будет.
Рудницкий с трудом удержался от гневной реплики: после того как он сделал выговор Забельской, он больше не видел ее пьяной, но Маевский несколько раз жаловался, что девушка все больше пренебрегает своими обязанностями.
– Я ж не хочу жалиться, – продолжила Оконева. – Токмо у барышни Юльки плохенько с глазами. Не было б какаго клопоту.
– Шеф? – отозвался Маевский. – В принципе зачем она нам? У нас есть свечи Яблочкова, и ни один Проклятый не войдет в отель незаметно.
– Ладно, – решился алхимик. – Выплати ей зарплату за последний месяц, и пусть убирается на все четыре стороны.
– Благодарствую! – воскликнула Оконева. – То ж и я пойду!
– Останьтесь еще на минутку. У меня для вас есть подарок от его величества.
– Для мене?
– Да, я написал графу Самарину, что это вы открыли свойства свечи Яблочкова, поэтому, когда дворец оснастили свечами, царь решил отблагодарить вас.
– Мене? – повторила женщина с искренним удивлением.
– Ну да. Ната, подай мне шкатулку с ночного столика, – попросил он.
– То какой титул? – размечталась Оконева. – Пенцлакова от зависти сдохнет. Токмо не могу я таво… титул ентот принять…
– Речь не о титуле, – ответил Рудницкий. – Но думаю, что вы и так произведете впечатление.
Он взял небольшую шкатулочку, открыл и подал служанке.
– Это женские часы, – сказал он. – Серебряные, украшенные бриллиантами. На крышке выгравирована надпись на французском: «В благодарность для госпожи Оконевой, Николай II».
– Енто мне?
– Конечно, – решительно подтвердил алхимик. – Царь издавна благодарит так людей, которые из-за патриотических взглядов не хотят принять орден или титул.
– Тада я скажу барышне Юльке, че она може уйти, – заявила служанка. – А той ж то безголово, де ж она найдет отель, с ентим… престижом? Токмо ж молодки мают стока зауми в голове.
Рудницкий помассировал виски: после потери зрения у него часто болела голова.
– Я открою окно, – сказала Наталия.
– Вам нада чащей проминаться, – сурово произнесла Оконева. – Усе мигрени и болячки от недохвата воздуха.
– Может, вы не заметили, но я ослеп, – иронично произнес алхимик. – И мне трудно гулять.
– И че! – фыркнула служанка. – Дядька маго мужа тож был слеп. И че? Он справил себе шарманку с обязянкой и имел деньгу на жизнь распеванием.
– Я подумаю над покупкой шарманки, спасибо вам, – буркнул Рудницкий.
– Она права с прогулками, – через минуту сказала Наталия. – И я уверена, что ты стал бы славным шарманщиком, – добавила она с притворной серьезностью.
Алхимик подождал, пока за Маевским закроются двери, после чего погрозил жене кулаком. Неожиданно он почувствовал губы жены на щеке.
