Он взял свой бокал и глотнул алкоголь.
– Что ты предлагаешь? – спросил он.
– Я уже давно должен был наказать засранца, – признался Станкевич. – Но мне тяжело, люблю этого щенка. К сожалению, его родители рано умерли, и он рос без надзора.
– Ты понимаешь, что если бы речь шла про кого-то другого…
– Да, я понимаю, – тяжело вздохнул генерал. – И спасибо. Если бы дело дошло до кинжальщиков, черт его знает, чем бы все закончилось.
Рудницкий поднял брови: Станкевичу плевать на сплетни, значит, Тень защищает свою организацию от использования ее в личных целях.
– Вели ему прийти в министерство. Я завтра зайду.
– Как скажешь. Ух я ему задам! – пообещал генерал. – Эх, если бы был жив его отец, мальчик ходил бы как по струнке. К сожалению, у меня всегда не хватало времени. Скоро День всех святых, нужно посетить могилы родственников и близких.
Последняя фраза генерала поразила алхимика как громом. Внезапно все замечания о том, что слово силы «умри» не всегда действует, таинственные намеки в гримуаре Луны и фраза Станкевича о могилах приобрели новый и такой очевидный смысл! «Ничего удивительного, что россияне не смогли использовать символ смерти на Поморье, – подумал он. – Еще бы! И не смогут. Не массово. И Германия в свою очередь…»
– Какой же я идиот! – пробормотал он.
– Что?
– Когда ты можешь созвать международную конференцию? – лихорадочно спросил Рудницкий.
– Какую конференцию? Ты с ума сошел? Идет война!
– Ты не понимаешь? Никто нас не атакует! Никто!
– О чем ты говоришь, черт тебя подери!
– Я не могу сказать! Проклятые могут услышать, о чем мы говорим, на расстоянии сотни метров! Если они вмешаются, то ничего не получится. Созови конференцию, это обеспечит нам безопасность. Абсолютную безопасность!
– Ты имеешь в виду Варшавской республике?
– Да!
– Но…
– Нет никаких «но». Сделай это как можно быстрее, каждый час на счету!
– Ты говоришь, что на нас никто не нападет? – переспросил Станкевич.
– Конечно. Если я расскажу сторонам конфликта то, что знаю.
– И ты не можешь мне этого сказать?
– Не могу! Это очень рискованно! Часть, если не большинство theokataratos не хотят прекращения войны, поскольку это не позволяет нам сплотиться и выступить против них, а их чувства во много раз превосходят наши. Поверь мне!
– А если бы ты это написал? Пойми, речь не обо мне, однако, если дело не выгорит, я не только утрачу положение, но и репутации нашей страны будет нанесен непоправимый ущерб.
– Написать? Ну ладно, – решился Рудницкий. – Ладно. Позови Наталию, пусть принесет бумагу и перо.
Через минуту девушка вложила в руку мужу карандаш, а вторую его руку положила на тетрадь.
– Карандаш будет лучше, – сказала она. – Мне уйти?
– Да, и прости, дорогая, но это ради твоей безопасности, – сказал он.
Он подождал, пока жена выйдет, и склонился над тетрадью.
– Встань за моей спиной и контролируй, четко ли я пишу, – распорядился алхимик.
– Уже.
Рудницкий тщательно прорисовывал печатные буквы, каждое его движение направлял Станкевич. Когда он написал последнее предложение, то так устал, словно разгрузил вагон угля.
– Это… Это не может быть правдой! – простонал Станкевич. – Если бы оказалось, что ты прав…
– …то много людей, и не только людей, были бы недовольны, – закончил Рудницкий. – А сейчас сожги тетрадь.
– Как?
– Посреди стола должна стоять патера с фруктами, освободи ее, положи туда тетрадь и подожги!
Алхимик ощутил на лице жар, его ноздри уловили запах сгоревшей бумаги.
– Все! – проинформировал Станкевич. – Остался только пепел.
– Когда ты соберешь конференцию? – нетерпеливо спросил Рудницкий.
– В деле только Швейцария, – задумчиво ответил офицер. – Я сделаю все, что в моих силах, но сроки зависят от наших… партнеров. Не раньше чем через три дня и не позже чем через неделю.
– Хорошо. И еще одно: у меня хорошие новости.
– Слушаю?
Рудницкий коротко рассказал о событиях, которые привели к остановке роста варшавского анклава, опуская некоторые детали.
– Это прекрасная новость! Ты уверен, что Зав будет в состоянии контролировать ситуацию?
– Да, это в его интересах. Стабилизация коридора не позволит пропустить никого сильнее его, а более слабых он заставит следовать правилам, какие мы совместно установили.
– Он сдержит свое обещание?
– Конечно, Проклятые не могут нарушить слово, данное в круге.
– Прекрасно! – повторил генерал. – В таком случае я побежал. Завтра встречаемся в министерстве.
Они попрощались коротким пожатием руки, и Станкевич почти выбежал из комнаты.
«Только бы мы успели, – подумал Рудницкий. – Потому что есть только один способ остановить неизбежное: убить меня до того, как дойдет до конфронтации. А если мои враги узнают, что я планирую, я не дам за свою жизнь и ломаного гроша».
* * *
Наталия с беспокойством смотрела на пузырек с первичной материей, открыла бутылочку с чернилами и осторожно, используя аптекарскую мерку, досыпала первичную материю в чернила.
– Это ужасное расточительство, – буркнула она.
– Возможно, – беспечно ответил Рудницкий. – Теперь я буду видеть, что пишу, поскольку я могу видеть первичную материю в отличие от обычных чернил. Я должен приготовить инструкции для нескольких человек. Сам, без помощи.
– Скажи мне, в чем дело.
– Скажу, но не сейчас.
– Ты не доверяешь мне?
– Доверяю, и это не вопрос доверия, а безопасности. Твоей безопасности. Поговорим об этом позже, когда уже все закончится.
– Я могу чем-то помочь?
– Ты уже помогаешь. И ты тоже получишь письменные указания. Прошу, выполни их в точности, даже если сочтешь мои инструкции абсурдными. От этого зависит наша жизнь. А сейчас помоги мне одеться.
– Ты куда-то идешь?
– Да, мне нужно заехать в аптеку и встретиться со Станкевичем.
Девушка подала ему пальто и шляпу, помогла застегнуть пуговицы.
– Я проведу тебя к карете, – предложила она.
– Хорошо. Ну что еще? – спросил он, услышав вздох жены.
– Когда я была не замужем, то представляла себе, что выйду за безумно влюбленного в меня аристократа и буду организовывать бал за балом. А сейчас…
