– С вашего позволения, – вмешался фон Трош. – Мы доказали на Поморье, что нас эта проблема не касается.
– Конечно, на ваших территориях.
– Не понял?
– На самом деле в этом нет ничего сложного, и я удивлен, что никто раньше не связал между собой такие очевидные факты. Слово и символ смерти имеют ограничения, и дело не только в их влиянии на здоровье адепта. Проблема в том, что можно назвать эхом. Любой адепт в состоянии использовать этот символ для собственной защиты. Всегда и везде. Однако это касается только особ, которые непосредственно атакуют. Нет и речи в убийстве сотен или тысяч солдат. Это возможно только тогда, когда адепт защищает свою территорию. Вы понимаете, господа? Свою территорию в этническом смысле. Вероятно, каждое слово силы требует определенное количество первичной материи, в этом суть истинной магии. В случае с theokataratos это естественно, потому что они созданы из первичной материи. Они сами являются магией. Однако и в людских телах есть следы этой субстанции, ведь мы созданы по образу и подобию Божьему. Это слово требует своего рода резонанса, его звук достигает останков умерших людей, которые сотни или тысячи лет жили на данной территории. Оно действует, если его произнесет кто-то, чьи предки там захоронены. Потому немцы могли использовать это слово на Поморье, а россияне – нет. Потому поляки выиграли с его помощью битву под Варшавой. Вы понимаете значение этого факта? Война закончена, по крайней мере та, что мы знаем. Мы непобедимы на своей территории.
Шум почти оглушил Рудницкого, делегации перекрикивали друг друга, не соблюдая этикет и повестку дня. Лишь через несколько минут председатель успокоил собравшихся и снова дал слово алхимику.
– Я не знаю, что еще могу добавить, – устало сказал Рудницкий.
– Как вы, поляки, намерены воспользоваться этим открытием? – спросил кто-то враждебно.
– Оболенский, – прошептал Томала.
– Это вопрос к военным и политикам, – ответил алхимик. – Однако очевидно, что атака на Варшавскую республику – это самоубийство. Кто бы ни был нападавшим, – решительно добавил он. – И еще одно: я позволил себе разослать письма во все крупнейшие газеты. Завтра или послезавтра об этом, как вы назвали, «открытии» узнает весь мир. На тот случай, если кто-то решит, что стоит все же рискнуть. Правительство, которое осознанно пошлет на смерть своих солдат, рухнет. А теперь, господа, позвольте откланяться, мне больше нечего добавить.
Когда он шел к выходу, его шагам вторил стук трости, в зале воцарилась мертвая тишина.
* * *
Рудницкий вытащил карманные часы. Рефлекс, поскольку до сих пор большинство предметов он видел, как цветные пятна. Вокруг сновали отельные гости, разговаривая на нескольких языках, никто не обращал внимания на одинокого мужчину в темных очках. По крайней мере, алхимик на это надеялся.
– Улажено! – отчитался Анквич. – Портье пообещал передать ваше письмо генералу, как только тот вернется с конференции.
– Багаж?
– Уже в карете, что ждет на улице.
– Тогда идем.
Анквич взял алхимика под руку и помог выйти на улицу.
– Куда едем? – спросил кучер по-немецки.
– На вокзал, – распорядился алхимик.
Внезапно кто-то открыл дверцу, кто-то взвел курок револьвера.
– Спокойно! Свои! – сказал Самарин. – Хотел только поговорить.
– Как ты меня нашел?
– Мои люди следили за тобой. Анастасия предупредила меня, что ты в опасности, я приказал присматривать за тобой. На всякий случай. Из того, что ты рассказал на конференции, думаю, тебе уже ничего не грозит, правда?
– Трудно сказать наверняка, – ответил алхимик. – Я ликвидировал регента, который за нами охотился, но есть и другие Шептуны.
– Как тебе это удалось?
– Я не хотел бы об этом говорить, к тому же это уже не имеет значения. Ты не можешь рассчитывать на такую помощь.
– Большое спасибо за исчерпывающую информацию! Может, что-то еще скажешь про это обезглавливание? У нас в делегации два адепта, но ни один из них не понимает, что ты имел в виду.
– Материализация, что же еще? Помнишь то оружие, что мы отобрали у разрушителя?
– Ты можешь сделать что-то такое? Покажи!
Рудницкий пожал плечами и призвал черный клинок.
– Производит впечатление, – признал россиянин. – Жаль, что у меня нет такого меча.
Алхимик задумался на минуту, потом махнул рукой.
– Подай мне, пожалуйста, коричневый саквояж, – попросил он Анквича.
Мужчина снял с полки большую кожаную сумку и положил Рудницкому на колени.
– Это подарок царя? – поинтересовался Самарин.
– От Алексея. Откуда знаешь?
– Фирма, что выпускает такие сумки, уже двести лет работает только на царскую семью, – пояснил офицер. – Что ты еще получил?
– Его величество прислал лампу, царица – комплект столовых приборов, старшие княжны – чайный сервис, а Анастасия – серебряного дракона. А еще я получил диплом об окончании медицинского института. Его выставил тот же институт, из которого меня отчислили.
– Что ты там ищешь?
– Вот, можешь оставить себе. – Алхимик вручил другу короткий черный меч. – Мне он больше не нужен.
– Спасибо. Когда мы в последний раз с тобой говорили, ты хотел рассказать что-то про нефилимов, – напомнил Самарин.
– Это не легенда, все адепты произошли от нефилимов. Некоторые Проклятые могут идентифицировать таких людей и убить в качестве меры предосторожности.
Участившийся пульс генерала свидетельствовал о том, что только эта информация его удивила.
– Теперь мне все понятно, – буркнул россиянин. – То есть не нужно сражаться с theokataratos, чтобы стать целью их охоты. Потому ты не остался до конца конференции? – вдруг спросил он.
– Я ухожу из политики, совсем.
– Как для человека, который не хочет иметь ничего общего с политикой, ты неплохо вляпался. Ведь дело не только в войне. Что с многовековыми колониальными империями? А национальные намерения разнообразных меньшинств? Вместо одной большой войны мы можем заиметь сотню маленьких.
– Только в том случае, если сильные продолжат угнетать слабых, – сухо ответил алхимик. – В конце концов, не все так просто, никто не выиграет одной магией, а адепт, даже знающий символ смерти, не является всемогущим. Твое подразделение доказало это под Варшавой… Я не думаю, что в ближайшее время нам грозит какой-то тотальный хаос, однако в будущем военной мощи может не хватить, чтобы навязать свою волю слабым. И насчет войны… ты же советник царя?
– Это сильно сказано, – осторожно ответил Самарин. – Однако его величество прислушивается ко мне.
– Тогда посоветуй ему отступить от Польши.
