Положила свои вещи в личный ящичек и отправилась надевать новое платье, что приобрела специально для мероприятия. Я купила его у одного из самых известных городских портных, обнаружив совершенно случайно, когда примеряла другое. Но, посмотрев на мою фигуру, мастер посоветовал именно этот наряд. Перламутрово-зеленое, атласное, в пол — оно идеально подходило к моим волосам и не имело кружев, которые я до сих пор не любила. С красивым корсетом, не слишком глубоким декольте, но при этом с открытой спиной, оно подчеркивало мою стройность. И вполне подходило для приема гостей.
К нему пришлось искать сумочку, новые туфли и зеленый атласный зонтик — не знаю, зачем мне его так настоятельно рекомендовали, но им можно было показывать на всякие вещи, словно указкой, и я соблазнилась, он был как дополнение к имиджу.
Прическу мне обещала сделать Делиси, когда я заеду в мастерскую, у нее ловко это получалось. Сама бы я не рискнула, а ездить по салонам было совершенно некогда.
— Ничего себе, да ты просто красотка! — восторженно посмотрел на меня Лаки, одетый в строгий фрак, из-под которого виднелись белая рубашка и жилет. — Гости будут глазеть не на картины Джонаса, а на тебя.
— Что ж, пусть глазеют, я ничем не хуже, — отшутилась, немного нервничая.
— Идем, нас уже ждет карета Анны. Сама она у цирюльника, завивает кудри.
— Отлично, у нас еще четыре часа до открытия, должны все успеть, — зевнула я, вспомнив о том, что нам предстоит развесить картины, хотя порядок размещения мы продумали заранее. Господин Норбан настоятельно просил сделать все утром, когда из помещения уберут столы, мотивировав это тем, что на предыдущий вечер у него за месяц все расписано.
— До сих пор не пойму, почему лорд Фланнгал решил помочь с листовками, — опять завел тему Карлиман, хотя вчера я довольно подробно объяснила: про Дерента, про конкуренцию, про Алиссию.
— Я ведь говорила, что он не может забрать Янтарь, потому что я получила защиту. Вот и крутится, как уж на сковородке, пытаясь найти ко мне подход. Так почему бы не воспользоваться ситуацией? — вздохнула я. Не могла же сказать Лаки, что благодарна Роквеллу за все, что он для меня делал!
— И как долго ты продержишься, не привязавшись к нему? Боюсь я за тебя.
— Не надо за меня бояться! Я не испытываю к Фланнгалу совершенно никаких чувств, — заверила я, да только под ребрами защемило от тоски. Но внешне я хорошо держалась. — Лаки, а почему ты так не любить итхаров? Я не про общие дела Осведомленных, а про твое, личное отношение. Я ведь вижу, как ты начинаешь нервничать, когда мы о них говорим.
Лаки замялся, и я видела, что тема ему не слишком приятна.
— Когда мне было всего семь лет, итхары убили моих родителей. Это произошло прямо на моих глазах, на улице, они б-были в истинном облике. Я успел спрятаться. Это стало для меня т-травмой, и с т-т-тех пор я… Я п-помню все, как будто это случилось вчера… — Лаки замолчал и отвернулся.
— А из какого клана были те итхары? — Я мысленно прикинула количество лет, чтобы убедиться, что Роквелл тут ни при чем.
Почему-то для меня это было важно.
— Я н-не знаю до сих пор.
— Можешь не продолжать. Я все поняла, — тихо сказала я, призадумавшись. Но решила не портить себе настроение в такой важный день.
Мы переключились на обсуждение денежных вопросов. И тема итхаров на время отошла в сторону. А я все думала: придет ли Роквелл на выставку, увижу ли я его сегодня? Я действительно часто вспоминала последние встречи и ловила себя на мысли, что он мне далеко не безразличен.
Пока мужчины переносили картины в грузовую повозку, что прибыла на место, Делиси навела на моей голове красоту: уложила волосы короной и выпустила несколько прядей, подкрутив специальным утюжком.
Анна, которую как раз привез ее кучер, принесла нам целый ворох косметики, и мне слегка подвели брови и подрумянили щеки.
А мое волнение с каждой минутой только росло.
Вдруг наша реклама не подействовала? Вдруг люди не захотят тратить выходной, чтобы посмотреть на какие-то там картины? Или еще что-то случится… Мало ли.
Когда прибыли на место, здесь еще никого не было. И это подтвердило мои опасения, хотя в запасе оставалось пару часов. Мужчины бросились распаковывать полотна, ко многим из них накануне пришлось в срочном порядке покупать багеты. А я по очереди пошла вдоль картин, разыскивая те, до которых еще не добрались мои ручки.
— Эй, Лерэйн, что ты там делаешь? — окликнул меня Джонас, который носился с яруса на ярус, переживая, что мы не так разместили картины. Хотя вчера на все согласился.
— Просто смотрю.
Джонас Лиард подошел сзади, и я вздрогнула, испугавшись, что сейчас придется все объяснять. Но он лишь взялся за свой подбородок пальцами, задумчиво изучая полотно:
— Даже не знал, что этот натюрморт вышел так хорошо.
— Все хорошие. Не переживай. Иди лучше посмотри, сколько времени до открытия. Официанты уже здесь?
— Да, все на месте. А на кухне вовсю стараются повара.
Он ушел, и я шумно выдохнула. Никто не раскусил моей маленькой хитрости.
Одна картина привлекла меня больше всего. И я не знала, как к ней подступиться. Кажется, она и так смотрелась очень живо. На пейзаже ветер гнал облака к вершинам гор, внизу искрилась жемчугом река, солнечный свет пробивался сквозь перины облаков, распадаясь на лучи.
Пока я думала, меня позвал Лаки. Пришлось спуститься.
— Пора начинать, — совсем тихо сказал он.
Я зажмурилась, опасаясь, что сейчас увижу пустую улицу. А потом все же решилась взглянуть и… потеряла дар речи: на всю мостовую выстроилась очередь людей; они переговаривались, шутили, посматривали в нетерпении на ресторан, возле которого сегодня стоял большой стенд с объявлением.
Увидев, что двери открылись, эта живая река загудела, забурлила, заколыхалась. Все пытались увидеть то, что внутри.
— Даже не ожидал, что столько людей придет, — растерянно пробормотал Лиард, увидев количество желающих взглянуть на его творения.
— Привыкай к популярности, это только начало! — хлопнул его по спине Карлиман.
— Кажется, придется ограничить число одновременных посетителей, — выдохнула я, не веря, что все это правда, что мы добились того, чего хотели. Ну или почти добились.
Осталось продать эти картины — хотя бы половину.
Речь произносили по очереди: сначала я, как человек, уже имеющий мало-мальский опыт, потом Джонас Лиард, затем Анна, которая и открыла выставку. И волна посетителей неумолимо хлынула внутрь, рассредоточившись по этажам. Кто-то поздравлял Джонаса с выставкой, кто-то удивлялся, с каких это пор художники проводят такие приемы. Гости выходили, и заходили новые. А я все ждала, когда же купят хоть одно полотно.
— Смотри, кто пожаловал, — указал Лаки на холл, когда мы стояли у ограждения второго яруса. — Райан Лестер собственной персоной.
