В растерзанной войнами стране хватало разбойников, от отчаяния или просто по прихоти отваживавшихся ездить древними дорогами. Вспомнились Герте и жуткие истории о тварях, рыскавших по хребтам, закрывая, как говорили, пути пришельцам. Понятно, с добрыми намерениями сюда никто не придет – слишком дурная слава у этих мест.
Всадник подъехал к склону, ей уже видна была боевая кольчуга и шлем с выступом, скрывавшим почти все лицо. На луке седла висел щит с ярким, недавно выведенным гербом. Единственное яркое пятно, потому что лошадь была такой же серой, как легкие доспехи, и ее тусклая грива сливалась с плащом.
В прежние времена Герта узнала бы его по гербу на щите, но теперь лорды Долин лежали в безвестных могилах по всей земле, а новые люди, приходя к власти, выбирали для своих владений новые знаки. Этого, на щите, Герта не помнила. Рисунок был неумелым, будто неопытный художник выводил его по словесному описанию. Она вроде бы распознала какую-то чудовищную голову, перечеркнутую куда лучше выписанным клинком обнаженного меча, как бы заслоняющего от чудовища его жертву. Холодное железо…
Мысль прозвучала в голове так ясно, словно подъехавший всадник громко выкрикнул эти слова. Холодное железо – многие из Древних его боялись, оно противостояло их магии.
Кто же это – разбойник, храбрее и безрассуднее своих собратьев? Или странник, забравшийся в эти места по неведению? Похожий на звериную морду козырек шлема скрывал лицо не хуже маски. Но вот окликнувший ее голос!.. Герта захлебнулась от негодования. Да, голос ей знаком!
Его жеребец, породистый боевой конь, медленно шагал вперед. Поводья лежали у него на шее, словно всадник предоставил коню полную волю. Герта бежала бы, но здесь не было ни укрытия, ни убежища, куда бы он за ней не последовал, даже в логове Жаб они уже побывали вдвоем.
– Госпожа моя…
Его оклик повис в воздухе, словно девушка запретила своим ушам его впускать. Конь встал, когда всадник с привычной ловкостью соскочил с седла, оставив щит висеть на прежнем месте. Мужчина шагнул к ней, хрустя щебнем под сапогами. Герта все же совладала с голосом, сумела поднять руку, неловким жестом подтверждая сказанное:
– Нет!
Он или не услышал, или не стал слушать. Теперь ей виден был загорелый подбородок и твердая складка губ под маской шлема. Он задержался, чтобы стянуть кольчужные рукавицы, сунул их за пояс, и, быстро справившись с пряжкой шлемного ремня, обнажил голову, позволив ветру трепать словно прихваченные морозом волосы. Он взглянул, прищурив глаза, и Герте мигом захотелось бежать куда глаза глядят от собственных мыслей, пробудившихся с приходом этого всадника и никакого отношения не имеющих к ее цели. Совладав с собой, она тоже шагнула вперед, подняв обе руки с грязными обломанными ногтями и кровавыми мозолями в отстраняющем жесте.
– Тристан, зачем?..
Сколько бы ни теснилось в ней мыслей, собрать больше слов она не сумела.
– Я был в Литендейле, тебя там не застал, – просто, как испуганному ребенку, ответил он. – Мне сказали, что ты ищешь помощи в чужих и опасных местах. Вот я и приехал.
Герта провела языком по губам, ощутила горький вкус мази.
– Это… мое дело.
Она силилась разжечь в себе злость, спасительный гнев. Всю жизнь, кроме одного раза, она полагалась на себя, сама несла свое бремя.
– Я не силен в колдовстве, – серьезно ответил он. – Может, и впрямь только твои руки могут справиться с этим делом. – Он кинул взгляд на ее стертые пальцы. – Но может быть, и так, моя госпожа, что две пары рук справятся скорее и лучше.
Прежде чем Герта успела отступить, он, широко шагнув, оказался рядом с ней, потянулся к ее рукам. Но она отпрянула.
– Не тронь, – вскрикнула она, – на них защита.
– Защита? – Он вздернул бровь с памятной ей кривоватой усмешкой. – Не слишком она защищает, как я погляжу. Скажи… – Его голос обрел властность опытного командира. – Что ты здесь делаешь и зачем?
– Зачем?
Надо было поскорей отпугнуть его, внушить отвращение, он не должен быть втянут в ее неприятности. Взметнув измызганную в грязи одежду, она повернулась, подхватила корзинку. И, оперев ее о бедро, отогнула прикрывавшее лицо Эльфанор одеяльце. Даже темные тучи не помешали беспощадному свету упасть на метку Проклятия. И глаза у ребенка были открыты, смотрели все с тем же злобным пониманием.
– Видел? – с яростью спросила она, ловя в его лице признаки отвращения.
Однако Герте пришлось признать, что он хорошо владел собой. Ни следа брезгливости.
– Да, мне говорили… подменыш, – медленно, словно не желая потревожить ребенка, произнес он. – И ты думаешь, госпожа, что здесь найдешь настоящего?
– Надеюсь, всего лишь надеюсь.
Она готовилась встретить его презрение и теперь растерялась. Что это за человек, если он, не моргнув глазом, смотрит на след темного зла?
– Бывает, что о большем и просить не приходится. – Он снова одним быстрым уверенным движением подался к ней, крепко – не вырвешься – взял за запястья и взглянул, как на ребенка. – Что ты должна сделать? – коротко спросил он.
Герта хотела забрать у него корзинку, плотнее натянуть одеяльце, укрывавшее Эльфанор не только от холода, но и от нескромных глаз. Но усталое тело отказалось повиноваться, она споткнулась, чуть не упала, и вот уже он держит корзинку на бедре, а другой рукой обнимает ее, прижимая к себе и поддерживая.
– Идем.
Он не дал ей отстраниться, подвел к груде камней, усадил и сел сам, поставив колыбельку на колени. У Герты уже не было сил вырываться.
Ее била дрожь, руки бессильно лежали на коленях. И – какой позор! – по щекам катились слезы. Ей так хотелось сдаться, передать другому право решать. Только… Стоило только взглянуть на Эльфанор, которая лежала тихо, уставившись теперь в лицо мужчины, спокойно встречавшего ее немигающий, светившийся внутренним огнем взгляд…
– Камень… последний… – Она должна довести дело до конца!
– Что за камень? – Он больше не пытался ее удержать, а встал сам, бережно отставив колыбель.
Герта, страшась, что он снова остановит ее, рванулась вперед. Как бы не сдаться той предательской части души, что проснулась с его приходом и подтачивала решимость.
– Голубой, последний… Я искала, искала. Два нашла. Третий – не могу.
Она споткнулась, вскинула изодранные ладони, словно молила саму землю отдать камень. – Камни… – Она обращалась скорее не к нему, а к себе, возвращая мысли к единственной цели. – Их нужно поставить в проходах, запереть все. Так мне велено.
Она почти не заметила, как он обошел ее, шагнул к ближайшей дорожке-«спице» и оглядел измазанный землей валун, с такими трудами установленный Гертой.
– Такой?
Он не стал ждать ответа. Внимательно изучил камень и тоже принялся обходить каменные завалы на гребне.
