«Неужели они остались на берегу, разбили новый лагерь, чтобы дожидаться лодок с провизией?»
Да, это было неплохое решение. Возможно, что он и сам так поступил бы в такой ситуации. Но тогда… Нет, он не даст им спокойно ждать новых лодок на берегу. На то возня и затевается, чтобы враг ни на минуту не чувствовал себя спокойно. Нужно злить его и злить. Раздражать, убивая хоть по одному солдату за стычку. Не оставлять врага ни на минуту. Чтобы солдаты противника и его офицеры были напряжены, чтобы напряжение передалось их командиру, и тот пожелал покончить с этим как можно быстрее, чтобы поторопился, сделал неосмотрительный, необдуманный ход. Например, такой, как с лагерем.
Он уже взглянул на Увальня. День давно перевалил за середину, через два часа начнёт темнеть. Но Волков не собирался ждать следующего утра. Раз враг не шёл к нему, так он пойдёт к врагу, он пойдёт обратно на юг к Рыбачьей деревне:
— Увалень!
— Да, кавалер, — отзывался тот.
Волков не успел ничего сказать. Через кусты к ним продрался стрелок с аркебузой и, не дожилась разрешения, сипло зашептал:
— Господин, ротмистр Роха просил передать — идут!
У него отлого от сердца, нет, не так уж и умён враг, слава Богу! Мог бы остаться на берегу, но полез в эти дебри дальше, полез в ловушку.
«Господи, лишь бы они не останавливались и шли дальше на север».
Он перекрестился. И, глядя на него, за ним повторяя, стал креститься и стрелок, и Увалень, и Максимилиан.
— Ступай на своё место, — произнёс Волков стрелку. — Скажи ротмистру, пусть мне присылает доклады.
Враг подошёл. И началась на первый взгляд глупая игра. Неразбериха. Залп ружей, дым, крики. Ни враг не видел, где они, ни люди Волкова не видели, где враг.
— Кажись, справа они, за шиповником.
Следовали выстрелы.
— Слева, оттуда летят болты, там их арбалетчики.
Снова выстрелы.
— Да справа же.
Неразбериха. Дым. Пальба. Кавалер послал Увальня к Брюнхвальду, чтобы хоть тот сказал, что там происходит, но тот ответил, что сам ничего не понимает. Враг подошёл, но за кустами его не видно. Слышно было, что много, но сколько, он не знает.
Нет. Так продолжаться не могло. Это не бой, это дрянь какая-то.
— Увалень, — раздражённо говорил Волков, — скажите Рохе, что бы отходил, это не дело. Максимилиан, скачите к Джентиле, пусть тоже отходит к Брюнхвальду сразу после Рохи.
«Если не знаешь, что происходит, лучше отойти», — разумно полагал он.
Чёрт с ним, на севере ещё будут хорошие позиции, на которых он может подождать горцев, лишь бы они шли дальше.
И опять он оказался прав. Эта его осторожность уберегла ламбрийцев от беды. Как только они отошли к тропе, так сразу на тропу из кустов на видное место вышла вражеских группа солдат в хороших латах.
Их было человек шестьдесят, может быть, и больше, дальше Волкову было не видно. Они шли бодро и отрезали бы арбалетчиков от тропы, не уйди те за десять минут до этого.
Их остановил хороший залп Рохи, Волкову даже показалось, что кто-то упал. Но арбалетчики врага тут же засыпали кусты, где были стрелки Рохи, болтами. Кавалер даже заволновался, как бы не убили кого, так густо стреляли горцы.
Нет, правильно, правильно он сделал, что решил отойти. Собаки горные даже тут слабины не давали. Снова двинулись вперёд без барабанов, и при этом не рассыпая строя. Отличные у них сержанты, что ни говори. Рохе с его людьми пришлось бежать, бежать к Брюнхвальду. Даже второго залпа дать не успели.
В арьергарде дозорным он оставил Хилли с двадцатью аркебузирами, он казался ему самым умным из молодых сержантов. А тут как раз нужен был молодой, солдаты с ним были такие же молодые.
— Я должен знать, где они. Видеть их нет нужды, но слышать их ты должен. Иди быстро, но останавливайся, слушай, идут ли за тобой. Стой, слушай, лязг лат далеко слышно. Коней тоже. Встал, услышал что идут — дальше беги.
— Да, господин, — кивал молодой сержант, дело для него было сложное, новое, он волновался.
— И не дай себя обойти по флангу, отрезать от нас, отрежут — вам конец, будь настороже. Случится что, так сразу ко мне вестового шли, я буду недалеко от тебя, ровно на север. — Давал наставления кавалер.
— Да, господин.
— Не опозорь мою роту, — сказал Роха, проезжая мимо него и хлопая по шлему.
— Не опозорю, господин.
— Справится? — Спросил у Рохи Волков. — Дозор и арьергард вещи сложные.
— Либо справится, либо сдохнет, — философски рассуждал тот.
— Не молод ли? — Сомневался кавалер.
— Чего там, ты-то не младше был, когда в солдаты пошёл?
— Так я в его годы и сержантом не был.
— Так пусть радуется, что он в свои годы уже сержант. Пусть старается.
Ну, вот так и поговорили.
Нашли новое место у ручья. Место было так себе. Не очень хорошее. Заросли кустарника были так тут густы, что даже зимой, при наполовину облетевшей листве в десяти шагах ничего не было видно. Враг сам бы тебя не увидел, но и ты его приближение не распознал бы. Волков решил, что при приближении горцев даст пару залпов через заросли и сразу начнёт отходить, не дожидаясь сближения. Но пришёл Хилли со своими дозорными и сказал:
— Они встали лагерем, господин.
— Точно? Прямо в кустах лагерь поставили? — Не верил Волков.
— Сам видал, господин, поставили лагерь вокруг большого холма.
Кавалер задумался.
— Ну, что будем делать? — Спросил Роха.
Все офицеры и Хилли ждали его решения.
— Ну, так что, пойдём к их лагерю и ночью пуганём их малость или поставим тут свой лагерь и поспим чутка? — Не отставал Роха.
Понятное дело, все устали, беготня, марши, тревожные ожидание, снова беготня и марши, снова ожидание. Но Волков, в отличие от всех других, знал главную задачу. Ему было нужно, что бы враг дошёл до большого оврага. Именно там он даст ему бой. Это и есть главная задача. А Роха как всегда торопился.
— Да подожди ты, не торопи! — Разозлился кавалер. — Вечно спешишь. Дай подумать!
— Думай, думай, — примирительно сказал Скарафаджо.
Эх, знать бы мысли командира горцев, заглянуть бы ему в его горную башку и посмотреть, что там? Сейчас бы ему Агнес совсем не помешала.
А знать он хотел, куда пойдут горцы дальше. За ним, на север, к большому оврагу, или… Вдруг такое может случиться! Ну, мало ли, как бывает. Повернёт к реке за провизией. Нет, конечно, такого быть не может. Не зря они сюда бежали, сломя голову, в надежде отомстить за разграбленный лагерь и убитых там солдат. Нет, не повернут они обратно. Не повернут.
