— Госпожа, — окликнул её Удо Люббель.
Она остановилась у двери, даже голову к нему не повернув.
— Госпожа, я написал мастерам, что могут сделать хрустальный шар.
А вот тут она повернула к нему голову, это было ей очень, очень интересно. И книготорговец, видя её интерес, сразу продолжил:
— Стеклодув Шварц, что известен своим мастерством среди алхимиков, отписался мне, что готов такой шар сделать.
— Говори. — Сказала Агнес и повернулась к нему.
— Сказал, что сделает такой шар за неделю, просит за него всего сорок талеров.
— А хорошо ли ты его знаешь? — Спросила девушка. — Поручишься ли ты за него? Сорок монет — деньги не малые.
— Нет-нет, госпожа, — отвечал Люббель, — я его знаю только понаслышке, ручаться за него не могу.
— Тогда отпиши ему, что денег вперёд слать не будем, пусть товар привезёт. Тогда я ему и пятьдесят дам. Только пусть наперёд напишет, что везёт его.
— Так и напишу, госпожа, — кивал книготорговец, он даже вдохнул с облегчением, словно чувствовал что-то. — Так и напишу.
— А есть ли в Ланне хорошие хирурги? — Спросила у него Агнес, словно вспомнила внезапно.
— Конечно, тут живёт знаменитый хирург Отто Лейбус, я его книг продал немало.
— Где он живёт?
— На улице святой Магдалины. Прямо напротив околотка стражи. Прямо на околотке изображение святой. Не перепутаете.
Агнес пошла на выход, но, остановившись у двери, сказала:
— Ты стеклодуву про стекло напиши, конечно, но не забывай: три дня у тебя. — Она показал ему три пальца. — Три дня.
— Я помню, госпожа, — Удо Люббель низко поклонился ей. — Я всё сделаю, как вы велели.
Он смотрел на неё внимательно, взгляд его был хуже десятка вопросов, он ждал, что она ещё скажет:
— Агнес, — повторила она, — я племянница кавалера Фолькофа. Может быть, вы о нём слыхали?
— Как же не слыхать? Конечно, я слыхал о нём, это он привёз серебряную раку из Фёренбурга, я даже знал его немного, он был как-то у меня перед поездкой в чумной город. — Спокойно говорил знаменитый врачеватель, всё ещё внимательно разглядывая девушку.
Вот как? Старик хирург знал её господина? Это всё меняло, теперь ей уже расхотелось разговаривать с ним на ту тему, ради которой она к нему пришла. Она встала:
— Спасибо, что приняли, думаю, что зря вас побеспокоила. Интерес мой пустой был, пойду я.
— Стойте, — строго сказал он. — Вижу я, что вы взволнованы, думаю, что интерес ваш был не пустой.
Девушка остановилась в нерешительности. Кажется, врачеватель внушал ей доверие. Да и дом у него был интересен, большие окна, лампы красивые, стол со столешницей из белого камня, книги, книги, книги повсюду, исписанные бумаги, странные инструменты, человеческий скелет в углу.
— Коли вы пришли с тайной хворью, — продолжал Отто Лейбус, его явно заинтриговала эта умная девушка, — клянусь распятием, что тайна ваша останется тут.
— А если тайная хворь такова, что удивит вас, и вы откажитесь мне помогать, так вы тоже тайну сохраните? — В нерешительности спросила Агнес.
— Клянусь, ваша тайна останется со мной. — Он улыбался. — Да и нет таких хворей, ни у мужей, ни у жён, что я ещё не видал. Уж вы мне поверьте.
— Нет таких хворей? — Переспросила Агнес.
— Все болезни людские, что описаны, все я видел. — Не без гордости говорил хирург. — А те, что не описаны… Ну, таких я не знаю…
— Раз вы хирург, — сказала девушка, — то, видимо, удаляли…
— Что? Опухоли, родинки, бородавки, жировики, вросшие ногти, костные наросты?
— Ну… — она не решалась ему сказать.
— Ну, говорите, не стесняйтесь, — продолжал Отто Лейбус, — я всё удалял, если бы вы знали, сколько я отрезал рук и ног, говорите, что вас беспокоит.
— Меня беспокоит одна вещь… Которой быть не должно.
— Покажите.
— Она в таком месте…
— Понимаю, в таком месте, которое видеть должно только мужу.
— Да. — Сказал Агнес с каким-то даже облечением. — Именно.
— И доктору. Понимаю, для девицы перед замужеством очень важно, чтобы всё было красиво, чтобы жених не отвернулся на брачном ложе от неё.
— Да. — Согласилась девушка.
— Показывайте, я сейчас зажгу лампы, — сказал он вставая.
— Но это… В таком месте… — Она опять говорила это нерешительно, даже стесняясь, что было совсем не в её нраве.
— Ах, дитя моё, вряд ли вы меня чем-нибудь удивите, — говорил старый хирург, зажигая необычные лампы одну за другой и ставя их на стол, — я всё уже видел и у мужей, и у жён тысячу раз. Где эта ваша «вещь», которую надобно удалить?
— Она у меня… — Она вздохнула. — На крестце.
— Влезайте на стол, становитесь на колени, я взгляну и скажу, можно ли её удалить. Прошу вас, вот скамеечка, вставайте и влезайте на стол.
Агнес делала то, что он велит. И очень при этом волновалась, она даже поискала глазами Уту, кажется, нуждаясь в поддержке, но Уту врачеватель не впустил. Наконец, она залезла на стол и стала на колени. А он подошёл к ней сзади, поставив рядом лампы:
— Давненько, давненько я не задирал девицам юбок, — сказал хирург, копаясь в её одежде, — уж и забыл, как это делается.
Тон его был спокоен, а вот Агнес волновалась. Наконец он поднял её юбки. И… застыл! Агнес вдруг улыбнулась, хоть её поза и не располагала к улыбкам. Она не видела его лица, но буквально чувствовала его растерянность. Девушка одёрнула юбки, слезла со стола, уставилась теперь уже в серьёзное лицо старого врачевателя:
— Так что, доктор? Видали вы такое? Сможете мне помочь? — Агнес едва не смеялась, видя его растерянность. Хотя смеяться ей не надо было бы. Дело-то не очень и смешное вышло бы, донеси он на неё. — Ну, господин Лейбус, сможете?
Он молчал. Тогда Агнес полезла в кошель и достала из него маленький красивый флакончик:
— Коли сможете мне помочь, расплачусь с вами вот этим.
— А что это? — Рассеяно спросил старик.
— Это снадобье, если его намазать на шею женщины, то оно рождает в ближних к ней мужчинах страсть неуёмную и придаёт им мужских сил. Впрочем, могу заплатить и серебром.
— Приходите завтра, госпожа, утром, пока света много и глаза мои ещё видят. — Сказал он, чуть подумав. — С собой возьмите тряпок побольше.
— Так какую плату вы пожелаете? — Спросила девушка, чуть улыбаясь. — Снадобье или серебро?
— Хочу испытать снадобье. Хочу знать, неужели такое возможно.
Выходя от хирурга, Агнес думала о том, что всё у неё, кажется, получилось. И можно было бы довольной быть сегодняшним днём, вот только поняла она, что денег у неё было мало. Сто талеров да один золотой! Что это? Этого ни на что не хватит. Ведь ей и посуда аптекарская, и шар хрустальный, и, может быть, услуги хирурга нужны. Очень нужны. И на всё это деньги надобны. А жить ещё нужно, людишек своих содержать, лошадям корм, они жрут как не в себя, за дом платить, платьев новых хочется, книг. Всего хочется. И на всё деньги, деньги, деньги нужны. Серебро хотя бы. А лучше золото. Да, денег ей нужно было много, очень много. Так и садилась она в карету с лицом задумчивым. И дума у неё была лишь одна.
