Да, кавалер уже знал его. Лесть и похвала легко проникали в сердце купца, но лишь на время захватывали его. Купеческий ум его почти никогда не давал купцу отдыха. По глазам Кёршнера кавалер понял, что тот собирается заговорить с ним о делах торговых. О всяких углях, досках, кожах и прочей ерунде, которая ну никак сейчас кавалера не волновала. Поэтому Волков положил свою тяжёлую, большую руку на пухлую ручку купца и сказал:
— Жаль, что у меня нет времени продолжить завтрак, жаль, дорогой родственник, что я уже должен откланяться.
— Что так скоро? — расстроился купец. — Вы уже уходите?
— Друг мой, вы видно забыли, — тихо заговорил кавалер, — граф ведёт сюда войска герцога, война у меня.
— Ах, да, конечно, конечно, — вспомнил купец и встал провожать гостя.
И все стали вставать из-за стола. Так Волкову удалось избежать скучных для него сейчас разговоров. Ну вправду, не до них ему сейчас было, не до них.
Прежде чем покинуть Мален и отправиться готовить войско к встрече с графом, он решил заехать в кафедральный собор. Помолиться, если уж не встретит там епископа. Но молиться ему не пришлось — епископ был там, служил утреннюю службу. Заканчивал её без всякой старательности. А как увидал кавалера, так и вовсе оставил заканчивать ритуал второму священнику и служкам, а сам, как был в облачении, сбежал вниз с кафедры.
Ещё издали протягивая руку для поцелуя.
Волков смиренно принял руку и поцеловал перстень.
— Сын мой, как хорошо, что вы пришли. Очень хотел я вас повидать. И срочно! И тут как раз вы! Не иначе провидение!
— Что же за дело у вас ко мне, святой отец?
— Утром, ещё на заре, ещё до службы в город приехал граф фон Мален.
«Этот мерзавец уже здесь. Раньше войска своего приехал, местных решил заранее собирать. Видно, торопится, подлец».
— И сразу просил меня о встрече, — продолжал отец Франциск. — И я, конечно же, согласился. Мы поговорили с ним. Оказалось, граф Мален милейший и добрейший человек.
— Да неужели? — скривился Волков.
— Да-да, — не замечая его язвительности, продолжал епископ, — поговорили мы с ним очень хорошо, и о делах городских, и о вас.
— И обо мне?
«Любопытно даже, что он наговорил».
— Да, о вас. Сказал он, что герцог просил его вас взять и доставить в Вильбург ко двору.
— Меня на суд герцога доставить?
— Именно, но граф мне сказал, что никакого зла на вас не держит и что ежели вы сдадитесь по чести или сами поедете к сеньору своему на суд, то он и вовсе будет за вас ходатайствовать перед пред курфюрстом, потому как храбрец вы известный и известный командир, что не раз показал себя в деле.
— Вот как! Думаете, он не прирежет меня по дороге к герцогу?
— Конечно, нет! Ему можно верить, человек он благородный, из старинной фамилии.
— А вы не слыхали, что недавно на меня было нападение? Десяток убийц напали на меня и моих людей, мой лучший рыцарь был убит ими. И все говорят, что за нападением этим стоит господин фон Эдель, подручный графа.
— Конечно же, я об этом слыхал, — говорит епископ, — и я об этом спросил у графа. И он ответил, что готов поклясться на Святом Писании, что ему об этом деле ничего неизвестно.
«Чёртов лжец».
— Значит, не знает? — уточнил Волков.
— Если граф говорит, что не знает, значит не знает. Разве может сеньор лгать?
Волкову всё становится ясно. Настроение у него, с утра хорошее, начинает портиться. А епископ и не видит того, продолжает бодро:
— Думаю вашей распре пора положить конец.
— Какой распре? — уточняет кавалер. — Распре с герцогом или распре с графом?
— Со всеми, сын мой, со всеми.
— А на поместье, что мне не отдаёт граф, плюнуть.
— Забудьте про него, не тягаться вам с фамилиями старыми. Вот сколько лет вашему гербу?
Волков не хочет отвечать, стоит мрачнее тучи, а епископ палец поднял вверх:
— Вот! Видите? А гербу Маленов сколько?
Кавалер даже и не знает, сколько гербу Маленов лет.
— Забудьте о требовании своём и сдайтесь графу, пусть он проводит вас на суд к герцогу и пусть сеньор ваш решит судьбу вашу. Как старший брат решит судьбу младшего. Так было во все времена, путь так и будет.
И тут уже кавалер не выдержал и совершил поступок предосудительный. Дурной поступок, да ещё на глазах десятков людей, что были в храме на службе.
Рукой своею тяжёлой он без всякого почтения хватает епископа за шею, сдавливает её так, что тот морщиться от боли, и кавалер, подтягивая святого отца к себе, шипит ему в ухо:
— Тебя, дурака, зачем сюда прислали? Разве тебе архиепископ не говорил, чтобы ты мне помогал, а? Разве не в помощь мне тебя, пёс ты шелудивый, прислали сюда? Так ты мне помогаешь? Так?
И при этом он тряс растерявшегося попа, да так, что у того с головы митра наземь слетела. Хоры смолкли сразу, священник, что вёл службу, замолчал и растерянно глядел на него, а люди, что сидели на лавках, стали вставать, чтобы посмотреть, что же там происходит в проходе.
Тут только кавалер отпустил попа, сам поднял с пола митру, сам нахлобучил её на голову епископу, который так и стоял истуканом в растерянности. А кавалер повернулся, да и пошёл прочь из храма, укоряя себя за глупую несдержанность.
Говорил, не раз говорил ему отец Теодор о сдержанности, о том, что в руках себя нужно уметь держать, да где теперь тот отец Теодор. Нет его. Нет умного попа, и всё, кажется, рушится у кавалера. Ещё недавно ему казалось, что он всё в руках держит: полковничий чин, золото, городская знать ищет его благосклонности; ни герцог, ни граф ему не страшны. И всё вдруг переменилось разом со смертью старого епископа, всё рассыпается пылью, так что пальцами и не удержать. Граф оказался хитер и опасен как змея, герцог про вассала дерзкого не забывает, словно других дел у него нет, в городе опереться почти не на кого; почуяло рыцарство чернильное, что закатывается звезда господина Эшбахта, и горцы, как дороги починят, снова за войну примутся.
Мрачен был рыцарь, молча ехал в свой удел. Но сдаваться он не собирался. Зря глупый поп его к тому склонял. Волков не верил графу, он даже усмехался, вспоминая глупую веру попа в честность графа. Граф просто его убьёт при первой возможности. Убьёт показательно, чтобы другим не повадно было дерзать и оспаривать волю графскую. Нет, и речи о сдаче быть не могло, тем более уже и деньги заплачены нужному человеку. И Волков тому человеку верил. Старый епископ говорил ему: побеждай, и люди будут целовать тебе руки и понесут серебро. И вот теперь ему нужна была новая победа. А там уже удача может опять к нему повернуться.
Приехал домой, а там брат Семион из Ланна вернулся. Как раз вовремя. Кавалер сел ужинать. Женщин, что хотели с ним говорить, даже слушать не стал — ни одну, ни другую. Не до бабьих склок ему сейчас было. Остановил одну жестом руки, вторая, умная, сама всё поняла. А заговорил он с монахом, что сидел рядом с ним:
