— Брат Ипполит сказал, что зашили мне рану плохо, некрасиво, он бы сделал красивее, но ещё он сказал, что рана затянется, наказал мазью мазать, и всё.
Только поговорил генерал со знаменосцем, так прибежал человек и доложил, что идёт с востока баржа, Эберст со своими людьми.
Пока седлали коня, пока ехали, так Мильке уже привёл первую баржу к причалам Мелликона, стал выгружать людей, а за ней уже по реке другие идут. Волков благодарил Бога. А уже к свободным пирсам следующие баржи швартуются. Пришли наконец-то! Суета на причалах, что ещё вчера были пусты. Солдаты, лошади, порох и картечь в бочках. Пробираясь через толчею и суету, он видит офицеров.
Эберст, и Пруфф, и инженер Шуберт уже на берегу, глядят за выгрузкой своих частей. Он едва сдержался, чтобы не спрыгнуть с коня и не кинуться к ним с объятьями. Так был рад им. И при этом он ещё посмеивался над угрюмым видом горожан, что пришли посмотреть на прибывших врагов. От одних их кислых рож смеяться хотелось.
Не дожидаясь выгрузки всех людей, генерал тут же, чуть отойдя от суеты, собрал совет, позвав сюда, на берег реки, ещё Брюнхвальда, Роху, Кленка и фон Реддернауфа, Дорфуса.
К радости его, Эберст сообщил, что по дороге от Ланна до Лейденица набрал ещё солдат, почти восемьдесят пехотинцев, двадцать два арбалетчика, дюжину стрелков. Волков радовался. Рене привёл немного людей, Эберст ещё чуть-чуть насобирал, вот и почти покрылись его последние потери, что он понёс при взятии лагеря. Ещё Эберст сказал, что солдаты духом крепки стали после того, как капитан Мильке рассказал о его победах над горцами. И что дезертиров почти не было. Вот пока всё так шло, и нужно было начинать трудное дело и не тянуть с этим ни дня. И он говорил офицерам:
— Теперь ждать да отдыхать нет времени, уже завтра по всей их земле будет известно о вашем, господа, прибытии. Ума им много не понадобится, чтобы понять, что мы на берегу, в лагере, отсиживаться не будем. Они начнут готовиться. Станут города укреплять, людей, провиант собирать. Мы не добили их главные силы в лагере, они отошли в порядке, ещё они ждут райслауферов из других кантонов, деньги на них давно выделены, так что нам нужно опережать их всюду. Обед уже готовится, кормим людей и сразу выступаем. Нужно решить, какой гарнизон мы оставим в лагере, а вам, капитан Пруфф, нужно будет посмотреть пушки, что мы нашли. У них лафетов нет, может, что придумаете.
Сразу началось обсуждение, офицеры прибывшие начали стенать, дескать, солдаты устали, не спали всю ночь, надобно дать им передых. Но генерал был непреклонен:
— Выгружаемся и после обеда выходим. Капитан Пруфф, я вижу, вы привезли лошадей, отлично! Мы много коней и телег захватили, но и ваши лишними не будут, пойдём быстро, отставать тут нельзя, иначе убьют вас местные с радостью, так что подготовьте запасные сменные упряжки для орудий. Чтобы поспевать за пехотой, не отставая.
Так и стояли на причалах час без малого, всё говорили и говорили, у кавалера аж нога разболелась, половина людей выгрузилась, уже коней стали сводить с барж, пушки стаскивать, а они всё стояли и разговаривали, и разговаривали.
Так и хотели офицеры уговорить командира день сегодняшний провести в сборах. Даже Карл Брюнхвальд говорил, что выходить лучше подготовившись, собравшись и обдуманно, а не бежать впопыхах. Дело-то непростое, тяжёлый поход по земле врага и взятие города — это не шутка. Ещё говорили, что один день ничего не решит, но на всё это он отвечал им всем одно:
— Время, господа, не нам союзник, а врагу лучший друг. Часа лишнего не дам еретикам. Тянуть с выходом не будем, в быстроте наша сила, наша удача.
И на своём настоял. Он мог ошибиться в принятии решений. Мог, недавно ошибался, обидно ошибался. Но вот тут… Он буквально кожей чувствовал, как улетает время и улетая, на крыльях своих оно уносит и его удачу.
Офицеры наконец согласились выйти на юг земли Брегген после обеда. Выбрали роту. Худшая рота из полка Брюнхвальда — то третья рота капитана Фильсбибурга. Нет, его он точно не хотел оставлять в ключевой точке его тыла. Капитан был так себе офицер.
Решили оставить третью роту из полка Эберста. Командира этой роты капитана Неймана он знал не очень хорошо, но Эберст говорил, что человек этот твёрдый и неуступчивый и что для держания крепости характер у него надобный. Ему придали потрёпанную сотню, вернее, семь десятков арбалетчиков из полка Брюнхвальда. А с пушками вышло вот что. Увидав захваченные у горцев две кулеврины, капитан Пруфф сразу сказал:
— Хороши. Наши кулеврины против этих — дрянь. Чугун отличен, литьё свежее, раковин ни внутри, ни снаружи и близко нет. Запальные дыры аккуратны и удобно сделаны. Можно пороха класть не скупясь. Из наших я картечью стрелять опасался. Из этих стрелять не испугаюсь. Отличные пушки.
— Лафетов к ним нет, — говорил ему генерал.
— Пустое, — махал рукой артиллерист. — Наши кулеврины с лафетов сниму, эти поставлю, а наши… Тут оставим на стенах, короба пусть Нейман к ним сделает, из коробов, без лафетов, тоже можно стрелять. Оставим им пороха, ядер и канонира. Пусть капитан Нейман полдюжины людей из своих выдаст, вот ему и артиллерия своя будет.
Так и решили, жаль только, артиллеристы долго одни пушки с лафетов снимали, новые ставили, да и другие копались. В общем, сразу после обеда, до полудня, из лагеря вывести людей ему, конечно, не удалось, а вышли лишь к четырём часам дня. Но всё равно генерал был рад. Вышли и довольно бодро пошли по дороге на юг, на Висликофен, и уже на закате встали у деревни Киглиц у ручья, выставив со всех сторон крепкие пикеты. Палатки не ставили, еду не готовили, ели то, что брали с собой из лагеря, легли спать, не снимая доспеха. Волков так велел. Он волновался, боялся ночной атаки, почти не спал, изводил себя и других изводил. Все пикеты ночью сам проверил. А ещё зори не было, так он уже людей поднял и повёл дальше, всё в гору и в гору, на юг. Хоть дорога всё время шла в гору, его войско шло очень неплохо. Останавливалось, только когда артиллеристы просили привала, чтобы поменять одну упряжку коней на другую. Привалы были частые, пушки тяжелы, путь в гору, но три упряжки по шесть лошадей на каждое большое орудие значительно ускоряли ход.
— Идём так, как будто без обоза, — удовлетворённо говорил генерал своему первому помощнику.
— Долго из людей и лошадей жилы рвать не получится, — Карл Брюнхвальд сомневался.
— А нам долго и не нужно, — подбадривал его Волков, — Дорфус говорит, что мы уже сегодня после полудня будем у Висликофена.
— Дай Бог, — крестился полковник, — дай Бог.
До вечера было ещё далеко, когда на фоне неба появились стены и башни Висликофена. Фон Реддернауф подъехал и сказал:
— Противника поблизости нет… Если и есть, то в городе.
Город разросся строениями и вне стен. Ворота уже были заперты, а люди, особенно дети, бежали навстречу колонне войск с криками:
— Паписты идут! Эшбахт идёт!
«О, меня тут знают!».
Дети, одновременно и радостные, и перепуганные, глазели на колонны солдат. Бабы выбегали их ловить, хватали за руку, уводили прочь.
