Все же слишком он в себя поверил. Хотя, если тебя каждый день боженькой кличут, то немудрено и начать по воде ходить. По крайней мере, попытаться. И потом дико удивляться, когда тонуть начнешь.
Ну, удивление от утопления Розгин этой твари обеспечит. Выбесил, бля.
В первую очередь тем, что страх потерял и в себя поверил. И это при том, что знает, кто он такой, Розгин. Или не до конца знает? Это смотря откуда ему инфа прилетела. Если не до конца, то круг еще уже становится. И крыса все очевиднее.
Розгин стоял, щурился на полуденное солнце и обдумывал ситуацию. Здесь, на улице, это было легче сделать, чем там, помещении. Потому что там вообще думать не получалось.
Рядом с долбанной Княгиней, с ее долбанными огромными глазами и мягкими дрожащими губами. И голосом нежным, молящим.
«Мне страшно. Мне все время страшно. Помоги мне.»
Ну вот как тут, бля, думать-то?
Если сразу в груди тянет и хочется не думать, а принцессу, сука, спасать?
От всех драконов в мире?
Бровь опять дернуло. Розгин досадливо поморщился.
Ладно.
В любом случае сейчас надо передышку ему.
И подождать информацию по ситуации от одного человечка.
Не хотелось подпрягать, но тут речь уже не про него одного. Если данные про них попали к такому вот говнюку, то под ударом и другие могут быть.
Розгин докурил и зашел в дом.
Княгиня, чинно сидевшая на топчане, вскинула на него огромные испуганные глаза.
- У вас кровь… Надо обработать…
- Сейчас обработаю.
Он прошел мимо нее в ванную, глянул на себя в зеркало. Мрачно усмехнулся. Да уж, красавец. Пол морды кровью залиты. Неудивительно, что Княгиня шарахается и белая сидит, как простыня.
Умылся кое-как, промыл рану на брови. Порадовался, что не прям на брови, а повыше. Уже хорошо.
Глубокая, надо бы зашить.
- Эй, Княгиня, - выглянул в дверь, - ты шить умеешь?
- Умею… Немного…
Он поискал под раковиной, помня, что где-то тут должна быть неплохая аптечка. Нашел, открыл.
Ну, все не все, но для обработки раны хватит. И нитки с иголкой есть.
- Крови боишься?
- Нет… Вроде бы…
- Ну иди сюда.
Она зашла, глядя на него немного испуганно.
- Вот смотри, - он продемонстрировал ей рану, надо зашить, понимаешь. А то место тут такое, не особо приятное. Долго заживать будет. Справишься?
- Да… - она задумчиво оглядела фронт работ, - но, может, в больницу…
- Нет. Если не справишься, то я сам давай.
- Справлюсь.
Она поджала губы. Блеснула взглядом. Розгин даже рассмеялся бы. Если б ситуация позволяла.
Потом он инструктировал ее по самому процессу, как дезинфицировать, как колоть, как затягивать.
Она кивала, прикусив пухлую губку.
Сел на край ванны, расставил ноги, так, чтоб она могла встать между ними, как можно ближе.
И приготовился к боли. Неприятно, но терпимо. Бывало и хуже.
Но, когда она обхватила его лицо своими нежными прохладными пальцами, аккуратно разворачивая к свету, Макс забыл про боль.
И не почувствовал укола иглы.
Занят был сильно потому что.
Рассматривал нервно и быстро бьющуюся венку под нежной кожей шеи. Острую ключицу, выглядывающую из приспущенного ворота кофты. Тонкую атласную тесемку лифа под ней.
Она не виделась, эта тесемка, угадывалась.
Княгиня была полностью сосредоточена на процессе, прокалывая ему кожу, сглатывала и чуть вздрагивала, словно ожидая, что он дернется.
И не замечала ничего.
А, если и замечала, наверняка относила это к другому.
Тяжелое дыхание, например, потому что больно. Дрожащие ноздри, жадно вбирающие ее аромат, потому что протягивает нить, неприятно. Она даже наклонялась пару раз, чтоб подуть на рану! И это было невыносимо!
Розгину , изо всех сил сжимавшему край ванны тяжелеющими ладонями, казалось, что он реально в ад попал. В такой, сладкий-сладкий ад. Где можно быть рядом с тем, чего хочется до безумия, вдыхать запах, и до тебя даже дотрагиваются, причиняя необходимую, но вообще не отрезвляющую боль.
А вот сам ты не можешь нихера сделать. Только смотреть. Только чувствовать. Только мучиться.
Розгин сидел, не поднимая глаз, крепко держась за край чугунной ванны, и думал только о том, чтоб Княгиня не придвинулась еще ближе. Потому что тогда она вполне свободно может упереться бедром в его стояк.
И ситуация станет немного неудобной.
Когда-нибудь пожалею... Но не теперь.
Мне прежде не приходилось оказывать первую медицинскую помощь, да еще и в таких условиях.
Но с некоторых пор многое в моей жизни происходит впервые.
Еще одна грань. Ничего особенного. Наверно.
Хотя, это очень странно, шить прямо на живом человеке. Подсознательно я постоянно ожидала, что Розгин дернется от боли, или скривится. Вообще, хотя бы как-то даст понять, что ему неприятно. Плохо.
Что я делала что-то не так. Не то.
Потому что мне казалось, что я явно делала что-то не то. Руки дрожали, сердце стучало просто в бешеном темпе. Губы пересыхали от напряжения.
А он сидел, как каменная статуя, смотрел куда-то в сторону и терпеливо ждал, когда я закончу. Ни одним мускулом не выдавая своего состояния.
Боже мой, да он ,вообще, человек?
Или деревяшка?
Я неосознанно встала еще ближе, тем более, что оставалось совсем немного. Один стежок. Склонилась, почувствовав на голой ключице его дыхание. И только оно указывало на то, что передо мной живой человек.
Эта близость волновала меня. Очень волновала. Сразу вспоминался его грубый поцелуй, скольжение жестких ладоней по телу, напор и жаркий флер похоти, в котором он умело топил меня.
И свою полную беспомощность перед ним. Постоянную. Подавляющую.
Почему-то в его присутствии я все время ощущала себя кем-то неполноценным. Слабой, глупой, зависимой. Наверно, я всегда такой была, но теперь, после всех событий, после того, что я видела…
Странное ощущение. Пугающее.
Я поняла, что невольно задерживаю дыхание, когда делаю стежок. А потом тихонько выдыхаю, когда тяну нить.
- Сейчас, - почему-то шёпотом сказала я, - еще чуть-чуть.
Вытянула нить, склонилась, чтоб сделать узелок. И натолкнулась неожиданно на прямой тяжелый взгляд Розгина. Так похожий на тот недавний, когда он смотрел на меня перед тем, как поцеловать. И когда предлагал мне… Взаимовыгодное сотрудничество. Временное пользование.
