Вот и впрягся. Не смог по другому.
И в стороне остаться, когда Княгиня попросила, когда дала слабину и впустила его в свое, личное, не смог.
Знал, что не надо.
Что пожалеет.
Не та это баба, в которую можно вляпываться, не та.
Но не удержался. Не было у него никогда такой.
И не будет.
Она лежала, доверчиво уткнувшись в его плечо взъерошенной макушкой, и тени от ресниц ложились на щеки. Припухшие губы жалобно кривились, словно и во сне она искала защиты. Которую хотелось дать.
Укрыть от всех ее напастей. Решить все ее проблемы.
Ну что тут скажешь?
Розгин, ты попал, конечно.
Но хорошо, что осознаешь это.
Легче будет выбираться.
Когда это все закончится.
Тут Княгиня открыла глаза и сонно посмотрела на него.
И Розгин не нашел ничего лучше, чем спросить про воду.
А потом наплевать на свой вопрос и опять упасть в омут с головой.
Он целовал ее белые, в нежных веснушках, плечи, проводил ладонями по послушно изгибающемуся телу, вдыхал невероятно сладкий запах возбуждения, и понимал, что, пожалуй, просчитался он по-крупному.
Неромантичное утро.
Второй раз я проснулась уже утром.
Хотелось сладко потянуться, потому что все мышцы тела ныли. Хорошо так ныли, очень правильно.
Давно такого не было. Даже не так. Никогда такого не было.
Я улыбнулась с закрытыми еще глазами, думая о том, насколько это необычный опыт. И насколько жизнь моя изменилась.
Буквально за несколько месяцев.
Совсем недавно я была утонченной артхаусной художницей, планировала выставку, участвовала в богемной тусовке Европы.
А где-то здесь в это самое время жил и занимался своими делами этот мужчина. И не думал, сидя в маленьком и не очень презентабельном офисе, что еще пара месяцев, и он будет сжимать в объятиях женщину до такой степени не своего круга, что даже параллельными прямыми-то не измеришь нашу разность.
И тем не менее.
Я потеряла все, оказалась на краю, и не упала только потому, что он подхватил. И удержал своими крепкими руками.
Как когда-то моей прабабке помог прадед. Тоже – совершенно не ее история. Не ее круг. Моя прабабка, воспитанница пансиона благородных девиц, красивая, утонченная, изысканная. Богатейшая наследница. В родстве с императорской семьей.
И мой прадед. Никто. Крестьянская кость. Приехавший в Питер из деревни, работать на заводе.
Это был странный союз, возможный только на сломе эпох, когда все смешивается, когда нити пространства рвутся. И параллельные прямые сходятся, наплевав на геометрию Эвклида.
Я открыла глаза, сонно разглядывая небогатый интерьер избушки. Хотелось в туалет, хотелось пить. И потом опять провалиться в блаженное небытие.
Розгин спал, по-собственнически обхватив меня рукой, прижав к горячему телу. Равномерно дышал в макушку. От этого было одновременно тепло, приятно, безопасно и… Неудобно.
Я пошевелилась нерешительно и осторожно, опасаясь разбудить. За ночь я так пыталась пройти в ванную два раза. И каждый раз он просыпался и неумолимо утрамбовывал меня под себя. Целовал, отключая нормальное критическое мышление, вообще, какое-либо мышление! И брал, полусонную, не сопротивляющуюся, разморенную долгим сексом и тяжелым днем.
Я отвечала. Мне это нравилось не меньше, чем ему. Вот так ощущать себя во власти сильного, решительно настроенного мужчины, который не спрашивает, просто берет… В этом что-то есть. Определенно.
Но сейчас зов природы был иного характера.
И надо было его удовлетворить во что бы то ни стало.
Я поерзала, а потом мягко выкатилась из -под горячей тяжелой руки. Скользнула вниз, сползла с кровати.
И быстренько, как была, раздетая, убежала в ванную.
Увидев полотенца, причем, относительно свежие, с радостью забралась в душ, смывая с себя не только бурные следы прошлой ночи, но и кошмар предыдущего дня.
Мысли в голове крутились почему-то опять вокруг прабабки.
Где этот кулон в форме ключа, что она получила в наследство по женской линии, я не представляла.
Каким образом это могло помочь в расследовании причин свалившихся на нашу семью несчастий, тоже не понимала. И почему с меня его требовали… Самое интересное, что кулон и в самом деле был, и в самом деле передавался по женской линии в семье, и у бабки была дочь, моя мать. И она про кулон ничего не знала. И я не знала. А Кирилл? Скорее всего, тоже не знал. Значит, вещь утеряна.
И кто, вообще, про нее вспомнил и захотел настолько, что готов был пытать меня, но выяснить информацию?
Вопрос этот опять пробудил неприятные воспоминания, и я , мысленно встряхнувшись, торопливо его откинула.
Нет уж.
Хватит, не буду вспоминать. Эти люди хотели мне сделать больно, плохо. Розгин их убил. На этом тема закрыта. А то опять трясти начнет.
Из ванной я вышла уже практически пришедшей в себя, прежней Ульяной, спокойной и рассудительной. Все так же не давала покоя загадка ключа, поэтому я решила подробнее рассмотреть картину, которую смогла сфотографировать в нашей бывшей квартире.
Розгин успел проснуться, пока я мылась, и теперь стоял у плиты, одетый в одни джинсы, и жарил яичницу.
Я замерла в дверях ванной, не зная, как себя вести с ним. Что сделать?
Подойти обнять?
В конце концов, у нас был секс. И не один раз. И даже не два. И он меня обнимал в постели, целовал. Хрипел что-то даже, нежное. Конечно, я понимала, что это вполне может быть и просто откат, слишком много эмоций, слишком насыщенные сутки. И у него тоже, не железный же он, в конце концов.
Но в то же время…
Пока я стояла и размышляла, Розгин обернулся, осмотрел меня нечитаемым темным взглядом.
- Привет, Княгиня, - голос его был все таким же хрипловатым, он будил во мне ненужные эмоции, базирующиеся на событиях прошлой ночи. – Как ты? Яичницу будешь?
- Да, спасибо, - пробормотала я и, передумав подходить к нему и целовать, села за стол. Значит, возвращаемся к прежнему стилю общения. Спокойно-насмешливое «Княгиня» все сразу расставило на свои места. Да, Уля, напридумывала ты себе, молодец.
И кто у нас тут продвинутая и свободная европейская художница, которой априори не должно быть неловко после случайной ночи с неподходящим мужчиной?
Розгин снял с плиты сковородку, поставил на подставку на стол. Кивнул на приборы, находящиеся тут же, в высоком стакане.
Ели мы в молчании. Розгин не смотрел на меня, полностью сосредоточенный на еде, жевал, серьезно и задумчиво, поглядывал на экран телефона, словно ждал звонка.
