Несмотря на все претензии Ки на власть, он был всего лишь одним из нескольких десятков южновьетнамских военачальников. Столкнувшись с волнениями в северных провинциях, он запаниковал. Посол Лодж в отчаянии писал президенту Джонсону: «Бо́льшая часть того, что говорит Ки, запаздывает на неделю. Кроме того, всякий раз, когда вьетнамец говорит что-то умное и правильное, возникает вопрос: а может ли он что-то сделать?» Но премьер-министру удалось убедить американцев, что буддисты продвигают интересы коммунистов и что северные провинции близки к тому, чтобы отделиться. Незадолго до этого начальник штаба 2-го корпуса ВСРВ уже жаловался КОВПВ, что «буддистские капелланы ведут систематическую подрывную работу в армии, убеждая солдат сложить оружие, потому что эта война ведется на благо США»
[601]. Лодж обеспечил Ки самолетами, чтобы перебросить в Дананг два батальона вьетнамских морских пехотинцев, что только усилило антиамериканские настроения. Затем Ки пошел на попятную и пообещал в течение трех — пяти месяцев провести выборы, после которых он уйдет в отставку.
Эти заверения ненадолго успокоили буддистов, что придало премьер-министру смелости: не уведомив об этом ни Тхиеу, ни американцев, он приказал отправить в Дананг еще тысячу морпехов и отказался от своих слов об отставке. Ки встретился с 13 буддистскими лидерами и, не стесняясь в выражениях, предупредил их, что они ошибаются, если думают, что он позволит свергнуть себя так же легко, как Зьем: «Прежде чем вы до меня доберетесь, я с удовольствием пристрелю каждого из вас — лично»
[602]. Демонстрации возобновились с новой силой, отвлекая внимание американцев от войны с коммунистами и грозя перерасти в еще одну гражданскую войну.
Это заставило администрацию США в очередной раз задуматься, не пришло ли время сменить лидера своего клиентского государства, — американцы не сомневались в своем праве решать, кто должен править Южным Вьетнамом. 14 мая у Аверелла Гарримана состоялся следующий разговор с Макнамарой: «Я спросил, почему бы нам не потребовать у их Совета [вооруженных сил] назначить премьер-министром кого-нибудь другого». Макнамара ответил, что это лучше отложить до сентября, когда у них состоятся выборы в Учредительное собрание. Тем же утром отправленные Ки войска высадились в Дананге и приступили к подавлению беспорядков, за день столкновений убив 14 демонстрантов. После этого Ки командировал в северные провинции своего безжалостного начальника полиции полковника Нгуен Нгок Лоана, который уничтожил сотни сторонников Тхи — некоторых вытаскивали из буддийских храмов и расстреливали прямо на улице — и восстановил правительственный контроль над этой частью страны. В знак протеста восемь монахов и монахинь подвергли себя публичному самосожжению, на этот раз более изысканному: их компаньоны плескали в огонь масло перечной мяты, чтобы заглушить тошнотворный запах жареной человеческой плоти.
Вскоре Лоан разделался с остатками бунтовщиков, бросив в тюрьмы несколько сотен особо непримиримых. Жестокое подавление буддистского мятежа вызвало резко негативный отклик на международной арене. Джеймс Рестон писал в The New York Times, что Южный Вьетнам превратился в «запутанный клубок соперничающих индивидов, группировок, религий и сект, в котором доминирует клика военных правителей… Армия без государства правит народом, который страдает от войн, эксплуатируется и угнетается на протяжении поколений»
[603]. Премьер-министр Ки поставил во главе 1-го корпуса генерала Хоанг Суан Лама, печального известного своей некомпетентностью. Несмотря на многочисленные поражения на поле боя, Лам много лет оставался на посту командующего 2-й дивизией, потому что обладал главным достоинством — лояльностью режиму. Из Вашингтона Эрл Уилер предупредил Уэстморленда, что хаос в Сайгоне только усиливает антивоенную лихорадку: «Нельзя ожидать, что американский народ будет бесконечно терпеть продолжение этой отвратительной во всех отношениях ситуации… Я уже чувствую первые порывы зарождающейся бури». Правительство США «безвозвратно утратило поддержку части наших граждан… Многие из них уже никогда не поверят в то, что эти усилия и жертвы [во Вьетнаме] того стоят». Теперь Объединенный комитет начальников штабов оценивал необходимое присутствие во Вьетнаме в полмиллиона военнослужащих; Уэстморленд запрашивал 700 000.
Июнь 1966 г. был провозглашен Вьетконгом «месяцем ненависти к Америке». В ответ американское посольство в Сайгоне устроило вечер вьетнамской народной музыки, на который был приглашен популярный певец и композитор Фам Зюи, когда-то воевавший в рядах Вьетминя, но порвавший с коммунистами из-за развернутых ими культурных чисток и репрессий. Американцы во главе с Генри Кэботом Лоджем и Эдом Лансдейлом спели «Песню Вайфенпруфов» и «Песню о раненом солдате», после чего Фам Зюи, одетый в традиционную крестьянскую черную «пижаму», исполнил свой хит 1965 г. «Дождь на листьях», прочитал тоновую поэму «Мать-Вьетнам» и спел три старые песни времен Вьетминя «Партизанский марш», «Зима для бойца» и «Несем рис для солдат». Он сказал, что ему очень нравится песня американских борцов за гражданские права негров «Мы все преодолеем». Некоторое время спустя Фам Зюи, чье творчество оставалось под запретом в коммунистическом Вьетнаме вплоть до 2000 г., с огорчением узнал, что антивоенное движение в США сделало его любимую балладу своим гимном.
В сентябре состоялись выборы в Учредительное собрание, на которые были допущены только кандидаты, лично одобренные премьер-министром Ки. Главным сюрпризом стало то, что после них Нгуен Ван Тхиеу начал сосредоточивать в своих руках все больше власти. Поговаривали, что немалую роль в этом сыграла его амбициозная жена, которая всячески подстегивала своего мужа, молчаливого и сурового воина, и помогала ему в строительстве политической карьеры, как это происходило во многих вьетнамских семьях. Когда в следующем году — в соответствии с новой конституцией Республики Вьетнам, написанной по большому счету в Вашингтоне, — были проведены президентские выборы, Ки согласился занять кресло вице-президента, будучи уверенным в том, что в обмен на эту уступку Тхиеу оставит ему реальную власть. Но вместо этого его политический соперник ограничил полномочия Ки и правил до последних дней Южного Вьетнама. Кандидат от оппозиции, ничем не примечательный адвокат, за которого проголосовало значительное меньшинство, не желавшее видеть у власти генералов, был отправлен в тюрьму.
На все более настойчивый вопрос конгрессменов, почему США поддерживают сайгонское правительство, мало чем отличающееся от военной хунты, ЦРУ отвечало, что в этой стране попросту больше никого нет: «Это самые образованные, самые дисциплинированные и самые компетентные представители элиты». В обществе, которое на протяжении последних 20 с лишним лет, начиная с 1945 г., только и делало, что воевало, вряд ли можно было бы ожидать чего-то другого. Сначала с Ки, а теперь с Тхиеу у власти Южный Вьетнам никак не подходил под определение демократического государства. Один южновьетнамский генерал годы спустя писал об имманентном несоответствии между американцами и их сайгонскими клиентами: «Американцы — активны, нетерпеливы и рациональны. Вьетнамцы — неспешны, терпеливы и сентиментальны»
[604]. По его словам, демократия была для вьетнамцев абсолютно незнакомым и непривычным новшеством, и правительство Южного Вьетнама, вынужденное идти на непростые компромиссы, такие как сохранение значительных гражданских свобод, включая свободу слова, получило худшее из всех миров: сайгонский режим был достаточно репрессивным, чтобы подорвать свой статус в глазах международного сообщества, но при этом слишком либеральным, чтобы эффективно контролировать собственное население.
