Достаю телефон, показываю сообщение провожу телефоном у нее перед глазами, чтобы она точно видела, что там на экране. Соня вздыхает и, как обычно обиженно поджимает губы. Прямо маленькая папина дочка со сломанной игрушкой.
Держись Денис, и не смей реагировать на это грустное личико.
Целовать и обнимать ее ты будешь потом, когда еще разок, основательно и, даст бог, в последний раз, наведешь порядок а этой белобрысой голове.
— Это что за херня, Одуван? Что за детский сад?
Глава пятьдесят пятая: Соня
Даже сейчас, когда у Дениса очень злое лицо и аура раздражения практически лишает меня воли, я не могу не любоваться его лицом, его колючими щеками и даже тем, как он до побелевших костяшек сжимает телефон.
И от этого все становится еще сложнее.
Намного сложнее, чем мне казалось в самом начале.
Потому что только после нашего фиктивного расставания я поняла, что на самом деле совершила.
И если бы у меня был выбор — уступите или продолжать сопротивляться, я бы никогда не позволила случиться той ночи, даже если ее последствие — маленькая жизнь — живет во мне, и я уже считаю дни, когда смогу взять ее на руки.
Не все, чего очень хочется, нужно получать.
Не каждого мужчину нужно трогать, даже если в какой-то момент осознаешь, что жизнь без него уже не имеет смысла.
Иногда самый болезненный поступок — единственный и самый правильный. Хоть за него приходится расплачиваться разбитым сердцем.
— Твоя жена здесь, - я с трудом разжимаю рот. — лучшё не провоцировать ее нашим... разговором.
Денис чуть поворачивает голову, как будто просит, чтобы я повторила, потому что он не расслышал, но мы оба поняли смысл слов. Поэтому он бросает телефон в карман, немного нервно сует руки в карманы брюк и даже отходит, как будто прислушался к моим словам. Денис — и вдруг слушает кого-то, кроме себя самого?
Я чувствую укор совести, потому что с самого начала я, даже когда не осознавала этого, любила его напор, хотела, чтобы меня добивались вот так: грубо, нагло, жестко. Как только мужчина может добиваться женщину, которую хочет забрать себе, не дожидаясь ее благосклонности.
И в том, что все так произошло — тоже моя вина. Я провоцировала его. Если бы хотела найти подходящие слова — он бы услышал. Он бы понял, что от меня нужно держаться подальше, потому что никакие грубые слова и сексуальные поцелуи не помогут растопить мое сердце.
Просто никто тогда не сказал мне, что быть любовницей — это не классно и не романтично.
Любовница — это грязно.
Любовница — это след помады на воротничке рубашки который либо прячут ото всех, либо пытаются выдать за пятно от кетчупа. И так будет всегда, пока на пальце есть кольцо, а законная жена остается законной. И даже когда — если — Денис разведется, я все равно буду той самой «сопливой малолеткой». которая увела мужа.
Это мой «след от помады».
— Соня, я думал, мы все выяснили.
Я очень ценю, что он сдерживает злость. С его взрывным характером это очень непросто.
— Мы все выяснили. Я престо держу дистанцию, чтобы не усложнять. У тебя есть причины быть сейчас со своей семьей. И эти причины важны, раз…
Ком застревает в горле, потому что говорить правильные вещи наперекор неправильным желаниям — это все равно, что грести против течения.
— О какой, блядь, семье ты говоришь? — щурится Денис. — О той, которой никогда не было, или о той, которая существует только в твоем воображении?
— О твоей.
— Моя семья — это ты и наш ребенок. Извини, что я такое хуйло и не сделал все красиво, после развода и без последствий для такой нежной девичьей психики, но я — мужик. Иногда, блядь, я думаю не головой. И я хотел тебя, как конченный, я подыхал без тебя каждый день, когда ты мне мерещилась на каждом углу. Что я должен был делать? Ждать? Полгода, год, два? Надеяться и верить, что за это время ты не ляжешь с Младшим в койку? Вздыхать по тебе? Я ни хера не романтический герой, Одуван, я тварь и эгоист, и мне срать на твои страдания сейчас, потому что дело уже сделано! Ты уже моя! Ты ждешь от меня ребенка и устраивать муки совести несколько неуместно, ты так не считаешь?
Я морщусь, потому что этот разговор больно режет нас обоих.
— Денис, пожалуйста... - Проглатываю слезы, подавляю дрожь в голосе. Я должна быть сильной и хотя бы сейчас все сделать правильно. Даже если это смешно и бесконечна глупо. — Ты — чужой муж. Неважно почему и по какой причине, но ты снова ушел к ней. — Рука непроизвольно указывает куда-то в сторону, как будто Инна присутствует невидимым зрителем нашей сцены выяснения отношений. — И так будет еще... какое-то время.
Я не могу сказать «долго», хоть именно это слово вертится на языке. Боюсь, что произнесу его — и стану невольной Кассандрой собственной судьбы.
— Я делаю это ради нас обоих,Соня! — рявкает Денис, втягивает воздух носом и кое-как выдыхает, словно ему больно это делать. — Я должен думать обо всем: о деньгах, чтобы выполнять все твои прихоти, об Инне, чтобы не дать ей сломать жизнь нам обоим, Сашке, чтобы он не схлопотал пулю в лоб, на которую, сука, напрашивается каждый день! Я ломаю чертову комедию, чтобы освободиться и быть твоим!
Он раскидывает руки, как будто ждет, что я брошусь к нему в объятия.
И мне хочется этого. Остро, до колик в сердце.
Делаю шаг. Еще один.
Денис отшатывается от меня, как будто ему неприятна сама мысль о физическом контакте.
— Знаешь что, Одуван. Я правда заебался с тобой. Я не мальчик, которого можно пинать и приманивать обратно заплаканными глазками. Я объяснил, что ты для меня значишь. Я ни хрена не хотел становиться отцом, но я взял на себя ответственность. И я же все равно хуевый. Ты определись, папина трепетная девочка, чего ты хочешь? Принца у ног? Я не такой. Медведя из мультика про Машу? Я не такой.
— Я хочу тебя! — голос ломается, и дамба, которой я тщательно перекрывала поток своих чувств, покрывается опасными трещинами. — Но я не могу быть где-то за кадром, понимаешь? Я не хочу быть волосом на твоем пиджаке, который будут тыкать под нос с упреками, а ты не будешь знать, что ответить. Мне нужен ты. Мой и только мой! Не уходящий куда-то, потому что нужно разбираться с законной женой.
Денис кивает. Даже как будто улыбается, хотя в этой улыбке столько боли, что я хочу вернуть время вспять. Может быть, я снова сделала ошибку?
— Хорошо, Одуван. Пусть асе будет по твоим правилам. Я позвоню, когда буду кристально чистый для Твоего Высочества. Чтобы не переживала о налете на принцесскиной короне.
И... он просто уходит. В одной рубашке, какой-то ровный и негнущийся, как лезвие опасной бритвы. Без единого намека на то, когда мы увидимся в следующий раз.
