Устюжская летопись
Приидоста Аскольд и Дир ко Царюграду ратию и воеваша, многа зла сотвориша греком. Се услыша, царь Михаил и повел християном с Фотием мольбу сотворити в церкви святыя Богородица, и ризу ея изнесше в море и потопляше корабли руския и изверже их на брег и возвратишася без успеха
[189].
Архангелогородский летописец
Приидоста Аскольд и Дир ко Царюграду ратию и воеваша, многа зла сотвориша Греком. Се услышав, царь Михаил повеле християном с патриархом Фотием мольбу сотворити во церкви святыя Богородицы, ризу пречистыя изнесше в море и кресты омочивше и абие буря ста в море и потопляше корабля руския и изверже их на брег и возвратишася восвояси без успеха
[190].
Каким же образом происходило внедрение (инвазия) скандинавов в пределы обитания восточных славян? Примечательно, что раннее летописание, сохранившееся, как уже было сказано выше, в Устюжском и Архангелогородском летописцах, показывает далеко не мирную картину. Аскольд и Дир, обосновавшись на киевских горах, «и начата владети Полянскую землю и беша ратьми со древляны». Это сообщение коррелирует с информацией Начального свода:
«И бѣста княжаща в Киевѣ, и владѣюща Полями; и бѣша ратнии съ Древляны и съ Улици». При этом летописец отмечает, что конфликт с древлянами восходит ко временам легендарного Кия: «По сих лѣтех братиа сии изгибоша; и быша обидими Древьляны, инѣми околними»
[191].
Таким образом, можно сделать вывод, что древнейшее летописание сохранило предание о незначительности полян как племенного образования. Впоследствии сводчику начала XII в. пришлось изрядно потрудиться, чтобы «создать» из полян народность, стоящую у основания Древнерусского государства. Эти исторические построения позволяют, на мой взгляд, тем не менее увидеть в раннем летописании отражение событий рубежа IX–X вв., даже сквозь завесу ангажированности летописца.
Так, под 6406 г. в ПВЛ читается: «Бѣ единъ языкъ Словѣнескъ Словѣни же сѣдяху по Дунаеви ихже пріяша Оугри и Марава [и] Чеси и Ляхове и Поляне яже нынѣ зовомая Русь»
[192]. Из этого явно следует, что поляне позже приняли имя руси, изначально таковой не являясь. Именно это обстоятельство подчеркивает летописец, разъясняя далее: «А Словеньскыи языкъ и Роускыи одно ест от Варягъ бо прозвашася Роусью а первое бѣша Словене аще и Поляне звахуся но Словеньскаа рѣч бѣ»
[193].
Фактически историческое бытие полян начинается с появлением в Среднем Поднепровье норманнов и началом функционирования южного отрезка пути из «варяг в греки». Почему-то мало кто из исследователей обратил внимание на следующий пассаж из космографического введения ПВЛ: «Словѣне пришедше и сѣдоша по Днѣпру и нарекошася Поляне… Полиномъ же жившимъ особѣ по горамъ симъ бѣ путь изъ Варягъ въ Греки и изъ Грекъ по Днѣпру»
[194]. Указанный фрагмент однозначно свидетельствует в пользу отождествления территории проживания полян с днепровским торговым маршрутом — поляне жили «по горам», вблизи проходившего пути «из Грек по Днепру».
На страницах летописи сохранился отголосок исторической памяти, прочно связывавшей легендарных полян с Днепром. Поэтому достоверные исторические следы полян вряд ли следует искать за пределами Среднего Поднепровья.
§ 6. Среднее Поднепровье — варяго-славяно-хазарская контактная зона
О попытках археологической локализации полян мне уже доводилось упоминать выше (см. § 3). Еще раз повторюсь: большинство исследователей рубежа XIX–XX вв., а также первой половины XX в. писали о незначительности занимаемой полянами территории. Выводы Н.П. Барсова, М.С. Грушевского, С.М. Середонина, А.М. Андрияшева в советское время получили поддержку в работах В.В. Мавродина
[195]. При этом мнения историков основывались на исследованиях археологов, а не наоборот, как полагает В.В. Седов
[196].
В.Б. Антонович и Д.Я. Самоквасов пытались выделить специфические Полянские элементы в погребальном обряде, однако результат не оправдал ожидания
[197]. Более удачным можно считать подход Ю.В. Готье, который отнес к Полянскому погребальному обряду подкурганное трупосожжение с плотной глиняной площадкой. Такой тип погребений распространен от Киева до впадения реки Рось в Днепр
[198].
Впоследствии Б.А. Рыбаков, считая, что отводимая полянам территория никак не соответствует «их важному историческому значению», решил пересмотреть ареал обитания полян. Определяющим критерием стал обряд трупоположения в подкурганных ямах
[199]. В результате такой постановки вопроса территория, приписываемая полянам, охватила территорию Киева, Любеча, Чернигова, Переяславля и Стародуба, то есть ту территорию, которую чуть позже А.Н. Насонов определил как территорию «Русской земли»
[200].
Идею, высказанную Б.А. Рыбаковым, пытались развить в своих работах Е.И. Тимофеев и И.П. Русанова
[201]. Однако при картографировании и учете погребальных памятников в перечень были включены не только памятники IX–X вв., но и последующего периода — X–XI вв., эпохи древнерусской государственности. Подобный принцип базируется на допущении, что уже в государственную эпоху поляне сумели сохранить свой этнографический тип и свои особенности. Однако это допущение противоречит существующим археологическим данным о формировании единой древнерусской культуры с рубежа X–XI вв.
