Рассуждая об особенностях погребального обряда полян, И.П. Русанова критически отозвалась о предположении Г.Ф. Соловьевой, связавшей этот обряд с распространением в Среднем Поднепровье христианства
[202]. При этом на составленной И.П. Русановой карте очень — хорошо заметно соотношение распространения подкурганных погребений в ямах и погребений с глиняной обмазкой
[203].
В.В. Седову, который вслед за Б.А. Рыбаковым, Е.И. Тимофеевым и И.П. Русановой продолжил включать в ареал обитания полян значительные территории Левобережья, тоже пришлось соглашаться с тем, что курганы с глиняными площадками, являющиеся, по его мнению, достоверно Полянским маркером, занимают лишь днепровское Правобережье от устья Ирпеня до устья Роси
[204].
Определенность в этом вопросе была установлена после работ А.П. Моци, который однозначно связал распространение обряда подкурганного трупоположения с проникновением христианства во второй половине X в.
[205]То есть речь идет уже не о полянах, а о начальном этапе формирования территории Русской земли как раннего государства. Аргументы А.П. Моци поддержал и О.В. Сухобоков, указав на то, что данный погребальный обряд «…будучи обязан своим появлением раннему проникновению христианства… не может служить надежным этнографическим индикатором»
[206].
Таким образом, Полянская локализация вернулась к исходным посылам начала XX в., что более отвечает имеющемуся на данный момент летописному нарративу. Следует также отметить, что территория древнейшего Киева и часть узкой полосы днепровского Правобережья является, согласно сегодняшним данным, ареалом распространения волынцевской культуры, основной массив территорий которых находится на Левобережье. Речь идет о поселениях, известных еще с конца 1960-х гг. и расположенных от Киева вниз по течению Днепра до Роси (Ходосовка, Козакив Яр, Обухов II, Монастырек).
Изучение этих поселений началось еще с рубежа 1960–1970-х гг., вызвав большое оживление среди специалистов по истории ранней Руси. Причины такого оживления вполне понятны. Волынцевская культура традиционно считается принадлежащей северянскому Левобережью
[207], поэтому ее присутствие в регионе, считавшемся ареалом обитания полян, вносило дезорганизацию в картину существования «Полянской Руси».
С целью спасения этой картины был предпринят ряд трактовок. Так, правобережный ареал волынцевской культуры был объявлен «сахновско-волынцевским» и возведен к пражской культуре, то есть к одному культурному истоку вместе с культурой Луки-Райковецкой
[208]. Главная задача такого логического построения, как справедливо отмечает А.В. Комар, состоит в том, чтобы аргументировать существование самодостаточного культурного ареала, отражающего археологическую культуру полян
[209].
Однако идея «волынцевско-сахновских» древностей не получила широкого распространения. Устоявшееся мнение о генезисе волыцевской культуры на базе Пеньковской и колочинской никто пока всерьез не оспаривал. Все это дает современным исследователям повод поставить вопрос о пересмотре общепринятых в литературе ареалов обитания племен и этнической атрибуции материалов археологических культур
[210]. Одной из таких радикальных попыток стала концепция В.В. Седова о «Русском каганате» на Левобережье Днепра, большинством исследователей так и не принятая
[211]. Но, несмотря на все нюансы, построения В.В. Седова отразили объективную реальность исторической науки в России конца XX — начала XXI в. Накопленная к этому времени сумма знаний свидетельствовала о том, что превращенная стараниями советских историков-антинорманнистов в центр восточнославянского этногенеза (и место обитания полян-«русов»
[212]) зона Среднего Поднепровья на самом деле представляет собой некую «буферную» зону, место контакта степных и оседло-земледельческих культур. Волынцевская же культура, по справедливому замечанию Е.А. Горюнова, которое поддерживают Е.А. Шинаков и А.В. Комар, — результат проникновения в зону лесостепных земледельцев кочевого этноса; возникновение и развитие волынцевской культуры отражает продвижение на запад владений и политического влияния Хазарского каганата
[213].
Следовательно, распространение волынцевской культуры на днепровском Правобережье отмечает западную границу Хазарского каганата, проходившую фактически по Днепру. Зона Среднего Поднепровья в VIII–IX вв. оказывается зоной активных культурных контактов, где сходятся, по словам В.Я. Петрухина, «импульсы из роменского (северянского) Левобережья, древлянского Правобережья (культура Луки-Райковецкой), Хазарии и даже Подунавья»
[214].
