В эпоху Владимира Святославича восточнославянское общество переживало процесс эволюции от позднеродовых структур к раннегосударственным. Шел процесс превращения потестарных структур в политические; он хорошо изучен этнологами и антропологами на материалах примитивных обществ
[438] и отчетливо прослежен современными исследованиями в Древней Руси
[439].
Княжеская власть также переживала время эволюции, превращаясь из института позднепервобытного социума в одну из властных структур раннего государства. Как «коллективный феномен», княжеская власть представляла собой вариант «большой семьи», обладающей сакральным статусом и правом на власть. Этот феномен коллективного властвования на стыке «родового» и «семейного» начал не является открытием Новейшего времени. К пониманию этого обстоятельства отечественная историческая наука подступила еще со второй половины XIX в. Другой вопрос — каково было понимание на концептуальном и методологическом уровнях?
Подход Соловьева и Ключевского, развивавших положения «родовой теории», был, на мой взгляд, излишне формализованным в описании и анализе явления. Особенно это касается привлечения для интерпретации отношений между Ярославичами местнических норм XVI–XVII вв.
[440]
О местнических нормах применительно к родовым отношениям писал и И.Е. Забелин, но при этом он отчетливо различал отцовскую и братскую семьи, выведя братские отношения за рамки местничества
[441], полагая их семейными, а не родовыми. К этой же идее пришел и Ф.И. Леонтович, считавший, что «княжеские роды и династии образуются по тем же началам, как и простые задруги»
[442].
В.О. Ключевский, формализуя, с одной стороны, характер междукняжеских отношений, с другой стороны, склонен был полагать, что «когда умирал отец, тогда, по-видимому, разрывались все связи между его сыновьями…». По мнению историка, «…между отцом и сыновьями действовало семейное право, но между братьями не существовало, по-видимому, никакого установленного, признанного права»
[443].
Именно эти положения стали основной мишенью критики А.Е. Преснякова. Главной особенностью междукняжеских отношений вплоть до середины XI в. было, по мнению исследователя, «полное отсутствие… каких-либо преимуществ первородного сына»
[444]. Эта мысль, опиравшаяся на многочисленные параллели из истории славянских стран Европы, оказалась не только провидческой, но и во многом предвосхитившей свое время. Фактически к этому положению вернулся в середине 80-х гг. XX в. А.В. Назаренко. Он усмотрел полную схожесть в положении князей-сыновей под властью отца и после его смерти на Руси второй половины X — начала XI в. и во франкском государстве VIII — первой половины IX в. Характеризуя состояние дел у франков, А.В. Назаренко отмечает, что смысл отношений в правящей королевской семье состоял в «…непременном участии всех наличных братьев в управлении королевством по смерти отца, что выражалось в территориальных разделах между ними, в создании королевств-уделов при сохранении государственного единства»
[445]. Такой порядок, определяемый европейской медиевистикой как corpus fratrum, исследователь предлагает характеризовать как «родовой сюзеренитет».
Эта специфика отношений в рамках королевской семьи у франков и княжеской семьи на Руси, отмеченная А.В. Назаренко, является, на мой взгляд, не чем иным, как частным проявлением принципа «конического клана».
«Конический клан», или «рэмдеж», как форма общественной структуры был впервые изучен и описан на материалах Полинезии Р. Фирсом и П. Кирхгофом
[446]. Наиболее четкое и развернутое определение «конического клана» принадлежит перу М. Салинза, трактующего это явление как неэкзогамную внутренне стратифицированную однолинейную генеалогическую группу. По мнению антрополога, «расстояние от старшей линии потомков общего предка служит критерием стратификации»
[447]. Позднее это определение было принято Л.Е. Куббелем, проследившим эволюцию «конического клана» и на африканском материале. Л.Е. Куббель внес уточнения в характеристику «конического клана». Он полагал, что «…такие структуры строились на двояком принципе: старейшинства в диахронном плане и степени удаленности от вертикальной линии прямых потомков родоначальника, считавшейся старшей, — в синхронном»
[448].
Сформулированные принципы взаимоотношений в рамках «конического клана» позволяют более детально понять смысл такого феномена междукняжеских отношений, как описанный А.В. Назаренко Answachungsrecht — «право остающихся в живых братьев на удел умершего брата через голову потомства последнего»
[449]. Примеры действия этого принципа на франкском материале встречаются в работе ученого: первый пример — это положение короля Северной Италии Бернхарда, сына Пипина и внука Карла Великого, а второй — судьба аквитанского короля Пипина II, сына Пипина I Аквитанского и внука Людовика Благочестивого. И Пипин Итальянский, и Пипин I Аквитанский были старшими сыновьями в семье, но скончались при жизни отцов. Их потомство оказалось в подчиненном положении от своих дядьев и к семейным разделам допущено не было. Бернхард до конца своих дней пробыл королем Италии под властью своего дяди Людовика, а Пипин II не был допущен к участию в Верденском разделе 843 г., ограничившись уделом отца
[450].
