Еще С.М. Соловьев, а вслед за ним и М.С. Грушевский, опираясь на данные Ипат., полагали, что решение об избрании Мономаха на киевский стол было результатом вечевого решения всех киевлян
[679]. Однако уже в начале XX в. М.Д. Приселков, отталкиваясь от сообщений «Сказания», предположил, что приглашение Мономаха на княжеский стол «…исходило… именно из кругов "больших и нарочитых мужей" и монастырей, а не ото всех киян, как изображает летопись»
[680].
Оценка событий 6621/1113 г., сформулированная М.Д. Приселковым, возобладала в советской исторической литературе. По мнению большинства советских историков, приглашение Мономаха на киевский стол явилось инициативой киевского боярства
[681]. Эта точка зрения продолжала оставаться господствующей в течение длительного времени; ее ревизия стала возможной только в 1980-х гг., когда И.Я. Фроянов и А.Ю. Дворниченко убедительно показали, что решающую роль в призвании Мономаха сыграли «кияне», а не верхушка городской аристократии
[682].
Эта точка зрения впоследствии была конкретизирована И.Я. Фрояновым. По мнению историка, «…события 1113 г. отразили возросшую силу киевской вечевой общины, самостоятельно распоряжающейся местным княжеским столом, независимо от правил, установленных княжеским сообществом; приглашение Мономаха на княжение в Киев шло, несомненно, вразрез с постановлениями Любечского съезда»
[683]. Данная И.Я. Фрояновым оценка призвания Мономаха помогает, на мой взгляд, оценить последствия апрельских событий 1113 г. под иным, отличным от общепринятого углом зрения.
В историографии вопроса вокняжение Мономаха рассматривалось преимущественно через призму социально-экономической проблематики. В этой системе координат народные восстания в Киеве толковались как главная предпосылка принятия «Устава Владимира Всеволодовича» (в составе Пространной редакции Русской правды). Отмечались также и политические последствия Мономахова вокняжения. Так, указывалось на то, что в ходе протестных акций в днепровской столице киевская полития во весь голос заявила о своем исключительном праве распоряжаться киевским столом
[684]. При этом, выбирая угодного себе князя, киевская полития проигнорировала важнейшие междукняжеские соглашения, в первую очередь — постановления Любечского съезда.
В этом демонстративном игнорировании, на мой взгляд, кроется еще одна причина приглашения Мономаха. Ниже я постараюсь развить эту мысль более подробно. То, что в основе протестных настроений «киян» лежало недовольство социальной политикой Святополка, — факт, не подлежащий сомнению. Однако, помимо этого, как мне думается, у киевлян были и иные мотивы.
Чтобы выяснить, каковы были эти мотивы, необходимо напомнить об итогах Любечского съезда. Ключевым моментом его решений стало урегулирование междукняжеских отношений. Это нашло свое выражение в возрождении «триумвирата», который постоянно упоминается на страницах ПВЛ сочетанием «Святополк, Владимир и Давыд».
Однако триумвират Святополка, Владимира и Давыда не воспроизводил ситуацию правления их отцов. Триумвират старших Ярославичей существовал при четко обозначенном старейшинстве Изяслава, что являлось ключевым положением «ряда Ярослава». В ситуации же конца XI — начала XII в. ничего похожего не наблюдается. Еще А.Е. Пресняков отмечал, что в тексте постановления Любечского съезда отсутствует представление о старейшинстве киевского князя над всем Ярославовым потомством (В.В. Пузанов также подчеркивает равноправный характер нового триумвирата)
[685].
Из всего вышеперечисленного следует, что система династического старейшинства, созданная завещанием Ярослава, после 1097 г. перестает функционировать. В чем же кроется причина такого развития событий?
Для того чтобы урегулировать династические и владельческие интересы князей-триумвиров, Киев был закреплен за потомками Изяслава Ярославича: «…кождо да держить отчину свою Стополкъ Кыевъ Изяславль…»
[686] Еще М.С. Грушевский, анализируя решения Любечского съезда, отмечал, что «соответственно тому Киев должен был быть наследственной волостью линии Изяслава и ничто не указывает на то, чтобы за Киевом было впредь признано какое-то исключительное положение»
[687]. А.Е. Пресняков был настроен более решительно в оценке последствий Любеча: «…решительно выражено начало раздельного, отчинного владения, даже Киев назван Изяславлим и достается Святополку как его отчина, а не в силу старейшинства среди князей»
[688].
По мнению В.В. Пузанова, отказ от старейшинства был обусловлен первочередной задачей Любечского съезда — консолидацией сил южнорусских земель перед лицом половецкой опасности. Вместе с тем Черниговская и Переяславская земли, по мнению исследователя, уже созрели для того, чтобы выйти из-под власти Киева. Предотвратить нарастание центробежных тенденций «…было возможно только при соблюдении принципа status quo. Поэтому съезд закрепил юридически сложившееся соотношение сил между князьями — с одной стороны, отдельными федерациями и волостями — с другой»
[689].
Как видно, исследователи достаточно единодушны в своих оценках последствий Любечского съезда: провозглашение киевского стола отчиной Изяславичей означало упразднение династического старейшинства, созданного «рядом Ярослава». Следует согласиться с замечанием А.Е. Преснякова, что «падение старейшинства означало, вместе с тем, и падение статуса Киева как стольного города».
