После случая в Пятигорской тюрьме и в особенности после кровавой расправы под Нальчиком старший и высший офицерский состав армейской группировки, выражая свое возмущение, заявлял протест фон Клейсту, потребовав принять меры к предотвращению подобных эксцессов. В связи с этим Оберлендеру было отказано в выдаче довольствия по линии армейской группировки и вся его команда в дальнейшем снабжалась по линии тыла, не подчиненного фон Клейсту. Старые кадровые офицеры группировки фон Клейста перестали даже здороваться с Оберлендером, считая, что возглавляемая им зондеркоманда пачкает своими действиями честь германской армии.
В отношении личности Оберлендера могу добавить, что он, являясь в то время по званию капитаном, в обращении с офицерами, в том числе и старшими по званию, проявлял высокомерие, вел себя надменно, развязно, был подчеркнуто пренебрежителен. Сам внешний облик Оберлендера соответствовал его преступным действиям как садиста и профессионального убийцы.
Совершенные Оберлендером злодеяния настолько чудовищны, что, несмотря на продолжительный срок, у меня хорошо сохранились в памяти все их подробности.
Из печати я узнал, что Оберлендер в настоящее время предпринимает попытки замести следы своих тяжких преступлений, совершенных им на территории Советского Союза, и оправдаться перед лицом мировой общественности.
Чтобы не дать Оберлендеру возможности ввести в заблуждение общественное мнение, я счел своим гражданским долгом по своей собственной инициативе рассказать об известных мне злодеяниях Оберлендера.
Показания мною лично прочитаны, записаны они с моих слов верно. Подпись неразборчива.
Показания записал:
Старший следователь прокуратуры Московской области
младший советник юстиции (Пиковский)
ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 392. Л. 232–241. Машинопись. Копия.
1.2.6. Показания Ш. А. Окропиридзе (из материалов к протоколу № 73 от 28 марта 1960 г.)
Оберлендера я впервые увидел в августе месяце 1941 года в гор[оде] Кировограде
[1729] в лагере военнопленных, где я вместе со всеми содержался в нечеловеческих условиях: голод, побои полицаев, дизентерия, ежечасные расстрелы коммунистов, лиц еврейской национальности и вообще лояльно настроенных к советской власти убивали меня морально и физически.
Пользуясь тем, что я в лагере был доведен до крайнего физического и нервного истощения, Оберлендер добился моего согласия составить списки военнопленных кавказской национальности с тем, чтобы с моей помощью довести до них помощь Красного Креста.
Постепенно, шаг за шагом Оберлендер втянул меня в работу по отбору советских военнопленных из кавказцев для службы в немецкой армии.
Судьба связала меня с Оберлендером на долгие годы, я стал одним из его помощников и поэтому мне немало известно о преступной деятельности этого человека.
В октябре месяце 1941 г[ода] Оберлендер приступил к формированию из советских военнопленных кавказских национальностей специального разведывательно-диверсионного подразделения, получившего впоследствии название «Бергманн».
Приказ о создании этого подразделения он получил непосредственно от шефа абвера — адмирала Канариса
[1730], для этого Оберлендер специально выезжал в Берлин и Бреслау
[1731]. Адмиралом Канарисом Оберлендер был назначен командиром «Бергманна».
Обо всем этом я был осведомлен Оберлендером.
Впоследствии, когда батальон «Бергманн» закончил горнострелковую подготовку, в Лютензее под Миттенвальдом прибыли Канарис, генерал фон Кестринг
[1732], Шикеданц
[1733] и Эрнст Цуайнкер, которые провели смотр батальона и приняли парад. С речью перед строем выступил Кестринг, а затем в офицерском казино были даны обед и ужин для офицерского состава батальона, где все мы, кавказские офицеры, были официально представлены Оберлендером Канарису, Кестрингу и Шикеданцу.
Отбор военных в «Бергманн» проводился до конца ноября 1941 года.
К этому времени личный состав «Бергманна» насчитывал около 1 100—1 200 человек, которые были вывезены в Германию, в Нойгаммер и Лютензее (Миттенвальд), где прошли пехотную и горнострелковую подготовку.
Там же весь личный состав принял присягу на верность фюреру и немецкому оружию. Текст присяги зачитывал сам Оберлендер на немецком языке.
Оберлендер письменным приказом поротно объявил о том, что всему личному составу «Бергманна» запрещается разглашать факт принадлежности в прошлом к Советской Армии и свою национальность, а выдавать себя было приказано за испанцев.
В 1942 году «Бергманн» был направлен на Кавказ, где участвовал в боях с Советской Армией, а после отступления немецких войск передислоцировался вначале в Крым, а затем в Грецию.
По всем пути отступления от Моздока до Тамани Оберлендер приказывал уничтожать населенные пункты, заводы и предприятия.
Так, в гор[оде] Пятигорске по его приказу был взорван спиртзавод и холодильник.
На станции Тимашевской при отступлении «Бергманна» была взорвана водонапорная башня вместе с находившимися на ней ремонтными рабочими.
При отступлении немецких войск с Кавказа строго приказывалось всех военнопленных, которых невозможно эвакуировать, и раненых, не способных передвигаться, уничтожать.
Сам Оберлендер призывал к жестокости. Так, в августе 1942 года в гор[оде] Пятигорске он выступил перед 1-й и 5-й ротами «Бергманна» и в качестве примера привел людей подразделения гауптмана Ланге
[1734], которые уничтожили госпиталь в Пятигорске с находившимися там ранеными советскими военнослужащими.
