Прибалтийские партизаны ответили на требование политического руководства СССР улучшить разведработу по коллаборационистам и националистам аналогичными попытками проникнуть в эстонские, латышские, литовские и польские националистические круги. Уже весной 1943 г. в разведсводках Литовского штаба партизанского движения появляется рубрика «предатели»
[478], а в августе разведотдел того же штаба составляет список участников литовской «националистической конференции», имевшей место в Каунасе четырьмя месяцами ранее
[479]. Вместе с тем, как и прежде, общий уровень партизанской разведработы по активно действовавшим в оккупированной республике националистам — не только литовцам, но и полякам — оставался низким. К примеру, в октябре 1943 г., описывая создание нелегальных литовских националистических военных частей, партизаны утверждали, что «по слухам (выделено мною. — Прим. Я. Ф.) этими частями руководит генерал Раштикис»
[480]. А что до поляков, то даже имя Александра Кжижановского, командира Виленского подпольного округа АК, не упоминалось ни в одном из известных нам сегодня разведдонесений литовских «красных» партизан. Сами они, описывая Кжижановского как «представителя тайного польского генерального штаба», заявляли, что его «фамилия, а также другие установочные данные» им неизвестны
[481], и одновременно признавали, что агентурная работа в националистской среде является для них задачей трудновыполнимой ввиду высокой сплоченности националистов и их крайне негативного отношения к советским «народным мстителям»
[482]. Впрочем, это не помешало начальнику Литовского партизанского штаба и первому секретарю ЦК компартии Литвы Антанасу Снечкусу утвердить план работы его подчиненных на зимне-весенний период 1943–1944 гг., в котором одной из первоочередных разведзадач значилось «приобретение агентуры среди литовских и польских националистических организаций и разложение их изнутри»
[483].
Для оккупированной Латвии партизанский штаб был создан в Москве лишь в начале 1943 г., в нем партизанская разведработа по коллаборационистам и националистам была поставлена еще хуже. Неудивительно, что в июле 1943 г., т. е. как раз тогда, когда в УШПД и БШПД уже текла информация по украинским и белорусским коллаборационистам и националистам, латвийские партизаны подверглись жесткой критике со стороны ЦШПД за хронически низкий уровень их донесений о вышеупомянутых организациях «Айзсарги» и «Свастиковцы»
[484]. Полгода спустя, в январе 1944 г., начальник разведотдела Латвийского штаба партизанского движения майор Калнин все еще распекал подчиненных, требуя от них «усилить попытки проникновения в националистические организации»
[485]. Тем не менее уже в феврале, подобно литовцу Снечкусу, заместитель Калнина майор Тагиров включил в подготовленный им план работы разведотдела пункт, требовавший «составить дополнительные списки изменников, предателей, шпионов по Латвии по имеющимся и поступающим материалам»
[486]. А начальник 2-го отдела (диверсионная работа на оккупированных территориях) 4-го Управления Народного комиссариата государственной безопасности (НКГБ) СССР подполковник госбезопасности Михаил Маклярский обязал штаб латвийских партизан «высылать нам из имеющихся и впредь поступающих к вам показаний, заявлений отдельных партизан и граждан, [а] также сообщений руководителей частей и подразделений партизанской бригады, касающихся сотрудничающих с немцами в Латвии полицейских, айссаргов (так в оригинале. — Прим. Я. Ф.), националистов, немецких агентов и других предателей и изменников родины»
[487].
Задания прибалтийским партизанам-разведчикам на сбор политико-экономической информации продолжали поступать вплоть до освобождения от нацистов Вильнюса, а затем Риги и Таллина летом — осенью 1944 г. Так, в середине апреля — начале мая 1944 г., т. е. в период подготовки Красной Армией предстоящего решающего наступления в Прибалтике, начальник разведотдела Ленинградского фронта генерал-майор Петр Евстигнеев и его коллега из штаба 13-й воздушной армии подполковник Яков Аксенов обратились к руководству Эстонского штаба партизанского движения (ЭШПД) с просьбой направлять любую собранную эстонскими партизанами информацию о ситуации в оккупированной прибалтийской республике
[488]. Месяц спустя сам ЭШПД наставлял свои немногочисленные, находившиеся в основном на востоке Эстонии
[489] разведывательно-диверсионные группы: «собирайте быстро и энергично сведения <…> о новых мероприятиях оккупантов, фактах грабежа, арестах эстонцев немцами и сопротивлении населения; о разговорах и слухах, ходящих среди населения». Для выполнения данного задания эстонским партизанским разведчикам предписывалось «посылать людей под различными предлогами в города»
[490]. В последующие три месяца, вплоть до освобождения Таллина от нацистов, ЭШПД регулярно передавал Управлению контрразведки СМЕРШ Ленинградского фронта списки «немецких агентов, находящихся на территории ЭССР» и «изменников родины из Эстонской ССР»
[491]. А заместитель начальника Разведуправления Генерального Штаба генерал-майор Леонид Онянов обращался к главе литовских «красных» партизан Снечкусу с запросами о политической деятельности польских «националистов» на территории Литвы
[492].
Очевидно, в описываемый период качество собираемой прибалтийскими партизанскими разведчиками информации, в том числе по коллаборационистам и националистам (с последними в тот момент партизаны даже изредка контактировали на предмет совместной борьбы против немцев
[493]), значительно повысилось по сравнению с началом 1944 г. Помимо относящихся к весне — лету 1944 г. подробных справок и докладных записок о положении в Литве, Латвии и Эстонии
[494], одно из важных свидетельств тому — телеграмма, полученная в начале июля Литовским штабом партизанского движения от начальника разведотдела 2-го Прибалтийского фронта полковника Михаила Маслова. Ее автор выражал благодарность за поставляемую его отделу информацию по оккупированной Литве и просил о продолжении сотрудничества в данной области
[495].
