Лизис вызвался проводить путников до Дипилонских ворот. Прощаясь с ним, Тимон едва не пустил слезу:
— Жаль мне с тобой расставаться, Лизис... Ты замечательный парень!
— Я думаю, Тимон, мы должны ещё увидеться с тобой. Больше того — я уверен в этом, — сказал Лизис.
В первой же роще, которая встретилась путникам после выхода из Афин, Феокл, отыскав подходящее буковое дерево, вырезал два длинных посоха и заострил у них по одному концу, превратив их в нечто, похожее на копья. На вопрос Тимона, зачем это нужно, ответил:
— Идти нам с тобой предстоит далеко, а в пути всякое может случиться. Вот и будем иметь на всякий случай какое-никакое оружие.
Всё, что встречалось путникам в дороге, не оставляло Тимона равнодушным. А многое приводило в восторг не меньше, чем Афины с их дворцами и храмами.
Тимону впервые пришлось слышать неумолчное разнообразное птичье щебетанье и наслаждаться одуряющим запахом всевозможных цветов, в изобилии растущих в тамошних лесах и на лугах.
Удивляли и восхищали парнишку леса и рощи. И не только потому, что идти в их тени было намного приятнее, чем на открытом пространстве под солнечными лучами, а больше потому, что он впервые видел такие скопища деревьев. К тому же самых разнообразных. Ведь вокруг Ольвии простиралась безбрежная холмистая степь, однообразие которой нарушали лишь редкие хуторские сады да одинокие тополя.
В местных лесах преобладал дуб. Попадались более-менее знакомые ели, бук и платан. Но были и такие деревья, которые Тимон видел впервые. Например, кипарисы. Особенно удивили его финиковые пальмы. И прежде всего, своими необыкновенно вкусными орешками. Тимон хотел было припрятать несколько, чтобы высадить их в Ольвии. Но Феокл отговорил его от этой затеи, растолковав, что в ольвийской почве и при тамошнем холодном зимнем климате финиковые пальмы, как, впрочем, и все другие виды пальм, расти не будут.
Богатыми леса Эллады оказались и на различное зверьё. То и дело едва ли не из-под ног путников выскакивали напуганные зайцы и дикие кролики. Нередко можно было видеть, как в густой траве мелькнёт шустрая рыжая лиса, или как куда-то торопится, обычно утром или под вечер, неуклюжий, сердито похрюкивающий барсук. Изредка встречались шакалы, дикие свиньи и даже рыси, которых Тимон поначалу принимал за больших кошек. Несколько раз Тимон и Феокл видели больших рогатых оленей. Правда, издали. Волки на глаза не попались ни разу, но их протяжный заунывный вой, доносившийся из отдалённых чащоб, слышать приходилось не раз. Особенно по ночам.
А вот с медведем привелось встретиться, что называется, нос к носу. И встреча эта едва не закончилась плачевно для путников. Случилось это на третий день путешествия, когда они, мирно беседуя, бодро шагали по землям Сикионии
[181]. Лес, который встретился на пути Тимону и Феоклу, был не таким уж и дремучим. И тем не менее...
Первым плетрах в трёх от себя увидел медведя шедший впереди Тимон.
Косолапый, забравшись в густой малинник, лакомился сочными ягодами и настолько был поглощён этим занятием, что наверняка не заметил бы путников, если б те шли тихо. Но Тимон, который впервые увидел такое диковинное животное, не сдержался, чтобы возбуждённо не воскликнуть:
— Дядюшка Феокл! Посмотри-ка вон туда! Что это за зверь такой большущий?
— Не шуми! — прицыкнул на Тимона педотриб, которому был известен свирепый нрав этого могучего зверя. — Это медведь!
К сожалению, предупреждение Феокла оказалось несколько запоздавшим. Услышав голоса, медведь оставил свою малину, поднялся на задние лапы и, увидев людей, грозно зарычал. Неизвестно, что он при этом подумал — то ли ему не понравилось слово «зверь», то ли решил, что людятина вкуснее и полезнее ягод... Как бы там ни было, но косолапый тут же оставил малину и пустился вдогонку за путниками.
— Чего это он? — озадаченно спросил Тимон, всё ещё не понимая, какая им грозит опасность.
— Удирать надо! И как можно быстрее! — крикнул вместо ответа Феокл и указал на ближайшее дерево: — Давай вон к тому дубу! И лезь на самую верхушку!
— А ты? — наконец в голосе Тимона послышались тревожные нотки.
— Я за тобой!
Несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, медведь оказался на удивление резвым бегуном. До дуба оставалось ещё плетра два, а треск ломаемых мишкой сучьев уже слышался близко, почти что за спиной.
Но вот наконец и дуб. Тимон проворно влез на дерево. С неменьшей прытью за ним последовал Феокл. Не стал терять даром времени и медведь. Подбежав к дереву, он, не долго раздумывая, тоже стал карабкаться на него, полный решимости добраться до людей. К счастью, Феокл, в отличие от Тимона, не оставил свой посох под деревом и имел теперь чем обороняться. Для начала он тупым концом упёрся в морду зверя. Медведю это не понравилось, и он попытался избавиться от посоха. Для этого ему пришлось отпустить ветки, за которые он держался передними лапами. В результате мишка потерял равновесие и, ломая ветки, кубарем скатился вниз. Шлёпнувшись на землю, покряхтел, порычал от боли, но от намерения полакомиться человечиной не отказался. Тут же, угрожающе рыча, он снова полез на дерево. И хотя Тимон и Феокл взобрались почти на самую верхушку дуба, вскоре совсем близко под ними уже слышалось сердитое кряхтенье медведя.
На сей раз, видя, что намерения зверя самые серьёзные, Феокл миндальничать с ним не стал. Он поставил на нос медведя свой посох, но теперь уже заточенным, острым концом, и резко с силой нажал на него. Из носа медведя брызнула кровь, и тот, дико взревев от боли, с шумом и треском полетел вниз и тяжело грохнулся оземь. На сей раз, поспешно вскочив на ноги, он не полез назад на дерево, а, прихрамывая на одну лапу, без оглядки поковылял к лесу, не переставая при этом утробно реветь.
Поднятый медведем гвалт вызвал в лесу настоящий переполох. Беспокойно затрубили олени, тоскливо завыли волки и шакалы, по-собачьи затявкали лисы, с тревожным карканьем поднялись в небо вороны, дружно заквакали лягушки. И долго ещё доносился из леса удаляющийся рёв медведя.
Спустя какое-то время Феокл и Тимон слезли с дуба и продолжили свой путь, живо обмениваясь впечатлениями от недавнего происшествия.
Больше до конца пути никаких приключений с путниками не случалось, если не считать кратковременного ливня, который настиг их к концу пятого дня пути на подходе к Элиде. Но промокли Тимон и Феокл не так чтобы уж очень: на их счастье, в это время они проходили неподалёку от платана, который и укрыл их от дождя своей густой кроной.
Встречались путешественникам, конечно, и люди: такие же, как и они, путники, работающие в поле крестьяне, одинокие пастухи, сборщики ягод, лесорубы, косцы. И хотя путь в Элиду был более-менее знаком Феоклу — когда-то в молодости ему уже приходилось совершать пешее путешествие в этот город, — он не упускал случая уточнить расспросами, на правильном ли они пути.
