За пять дней путешествия Тимон и Феокл пересекли земли Аттики, Мегары, Коринфа, Сикиона, Ахайи, Аркадии и, наконец, Элиды. И лишь на двух сторожевых заставах воины-пограничники поинтересовались, что они за люди и куда держат путь.
Ночевали путники где придётся, там, где их заставала ночь: в ночлежном доме в Коринфе, с пастухами у костра, в деревенском сарае на сеновале, а то и на опушке рощи, на густом упругом мху в своей крошечной палатке.
* * *
Седьмого скирофориона Тимон и Феокл достигли цели своего путешествия. Поднявшись на очередную возвышенность, которые всё чаще стали встречаться на их пути, они увидели наконец Элиду, которая лежала перед ними, как на ладони.
— Вот мы и пришли... — устало выдохнул педотриб и, положив руку на плечо Тимона, добавил: — Это и есть Элида, в которой нам предстоит прожить целый месяц.
Элида разочаровала Тимона. Он думал увидеть город хотя бы такой, как Ольвия. А то и побольше. Элида же оказалась большой деревней с раскиданными по холмам и долинам среди виноградников, садов и рощ кирпичными домиками. Правда, кое-где были видны и большие дома. И даже самые настоящие дворцы. Но всё это было нагромождено хаотично, без какого-либо намёка на единую планировку, на прямые улицы, на площади.
Хотя нечто, похожее на улицу, всё же в Элиде было. Заметил её Тимон, только когда они спустились с холма и вошли в город. Образовывали это подобие улицы выстроившиеся в ряд небольшие торговые лавки и мастерские, в которых, как объяснил Феокл, изготовлялись и тут же продавались всевозможные приспособления для занятий различными видами спорта: диски для метания, гальтеры
[182] для прыжков в длину, копья, ремешки для кулачного боя, скребки, оливковое масло, арибаллы и бомбилии для его хранения, конская сбруя и прочее.
Привела эта улочка наших путников к внушительной ограде, за которой виднелось самое, пожалуй, большое в городе строение с длинным портиком и различными пристройками.
— Это и есть тот самый гимнасий, в котором проходят обязательную месячную подготовку будущие участники Олимпийских игр, — сказал Феокл.
Возле входа на территорию гимнасия на длинной, грубо сколоченной лавке сидели с десяток пожилых мужчин. Бросалась в глаза их не по годам спортивная выправка. Нетрудно было догадаться, что все они в прошлом были атлетами, а теперь это педотрибы, надеявшиеся заполучить какого-нибудь мальчишку или юношу в ученики и что-то на этом заработать.
Проходя мимо педотрибов, Феокл поднял в приветствии руку.
— Хайре, ребята!
Один из «ребят», рыжебородый поджарый крепыш лет сорока пяти с озорным выражением лица, внимательно присмотревшись к нему, неожиданно радостно воскликнул:
— Ба! Кого я вижу! Уж не ты ли это, дружище Феокл? Какими ветрами?
— Постой, постой... — остановившись и внимательно всматриваясь в рыжебородого, промолвил Феокл. — Никак Ксанф из Фессалии... Ну, конечно, Ксанф! Хайре, дружище! Вот уж не думал, что встретимся когда-нибудь! Больше двадцати лет ведь прошло...
Ксанф и Феокл заключили друг друга в дружеских объятиях. Затем начались расспросы.
— И где же ты теперь обитаешь? По-прежнему в своих Афинах?
— Обитаю я теперь, можно сказать, на краю света. В Ольвии. Слыхал о такой?
— Впервые слышу. Наверное, действительно, на краю света. Где это?
— На северном побережье Понта Эвксинского, считай, в Скифии.
— Да-а... Далеко занесло тебя, брат. И как же ты там очутился?
— Можно сказать, случайно: один хороший человек, мой дальний родственник, из купцов, пообещал приличную работу. Я и согласился. В Афинах, сам понимаешь, после моих «выдающихся» выступлений на Олимпиадах я чувствовал себя не совсем уютно. Вот и подался подальше... Сначала в Милет, затем в Ольвию.
— И как?
— Неплохо. Жить можно. Ну, а ты? Как и прежде, в Фессалии?
— А то где же? У меня теперь гончарная мастерская. Отец, умирая, оставил на меня. Куда мне из Фессалии?
— И то правда. Ну, а здесь... надеешься подработать?
— Не только. Есть причина намного важнее: посмотреть Олимпийские игры. А заодно и помочь кому-нибудь выступить поприличнее. Опыта мне, сам знаешь, не занимать. Я ведь после того, как мы с тобой в последний раз вместе бегали, ни одной Олимпиады не пропустил. Разумеется, принимал в них участие как зритель и педотриб. И, между прочим, на восемьдесят четвёртой Олимпиаде мой ученик олимпиоником стал. А деньги... Заработаю что-нибудь — хорошо, не заработаю — не велика беда.
— Семейством небось обзавёлся?
— А как же! Есть жена, сын, дочка. Сыну уже семнадцать. В мастерской помогает мне. Вот и сейчас мастерскую на него оставил. А ты?
— А я бобылём остался — ни жены, ни детей. Но, думаю, это дело поправимое. У меня всё ещё впереди, — невесело усмехнулся Феокл. — А пока парнишку вот привёз, Тимона. Тоже бегун.
— И как он?
— Бегает прилично. Надеюсь, в грязь лицом не ударит. Ну, пока, Ксанф. Уже темнеть начинает, а нам надо ещё зарегистрироваться. И всё прочее... Увидимся.
— Дядюшка Феокл! — заговорил Тимон, когда оба вошли во двор гимнасия. — Ты никогда не рассказывал о своём участии в Олимпийских играх... Почему?
— Не рассказывал, потому что нечем особо похвастаться. На восьмидесятых Играх в предварительном забеге я занял лишь второе место в своей четвёрке и потому не попал в финальный забег. А на следующих, восемьдесят первых, хотя и пробился в финальный забег, но занял в нём всего лишь третье место... А это... сам понимаешь... — Феокл красноречиво развёл руками. Осмотревшись, он показал на ближайший к гимнасию дом. — Если мне память не изменяет, элланодики должны находиться здесь.
И память Феокла не подвела. У входа в дом их встретил пожилой подтянутый мужчина в красном хитоне.
— Я один из элланодиков будущих Игр. Зовут меня Дифил, — представился мужчина. — Откуда прибыли? Из Ольвии? Ого-о! До сих пор ольвиополиты участия в Олимпийских играх не принимали. Похоже, что вы будете первыми. Это хорошо. Это означает, что география Игр расширяется.
Проведя вновь прибывших в канцелярию, элланодик записал их имена, имена отцов и название полиса и города, из которого они прибыли. Покончив с формальностями, элланодик сказал:
— А теперь о главном: о проживании и тренировках в нашем гимнасии. Каждому атлету и его педотрибу или сопровождающему у нас предоставляется отдельная ременная кровать. Без одеяла. Но я вижу, одеяла у вас имеются. Наверняка пешком из Афин топали. Дальше. Атлеты у нас встают с утра пораньше. После завтрака до полудня занимаются с нашими элланодиками и педотрибами. Имей в виду, — элланодик предупреждающе покивал в сторону Тимона пальцем, — упражняться необходимо прилежно, без пререканий и отлынивания. За непослушание и лень атлеты, как взрослые, так и юные, наказываются розгами. А то и вовсе отчисляются из гимнасия. У нас с этим строго. Во второй половине дня — самостоятельные тренировки или занятия со своими педотрибами. Если таковые имеются.
