— А раньше я ведь не видел этой статуи. Похоже, она появилась в Альтисе совсем недавно, — заметил Феокл. — Даже не берусь представить, что здесь будет через лет сто-двести. Жаль, что мы не увидим этого.
Не менее, чем Ника, поразил Феокла и Тимона стоявший позади статуи на невысоком плато большой — около двух плетров в длину и больше десяти оргий в высоту — величественный храм. Всё это грандиозное сооружение держалось на образующих по всей окружности храма портик тридцати восьми колоннах внушительных размеров: пять пахюсов высотой и чуть ли не полтора пахюса толщиной. Ко входу в храм вёл широкий пандус. На фронтоне храма мастерски исполненная скульптурная композиция изображала готовящееся состязание между Эномаем и Пелопсом. Кроме стоявшего в центре композиции Зевса там были главные действующие лица этой трагической истории: Эномай и Пелопс, а также Миртил, Гипподамия, жена Эномая, Стеропа, и другие причастные к этому событию люди. Были там, конечно, и две конские упряжки.
— Вот это храм! Не храм, а храмище! — восхищённо прошептал Тимон. — Пожалуй, не меньше, если не больше, Парфенона. Так это и есть храм Зевса?
— Думаю, что да, — ответил Феокл. — Впрочем, когда я был в Олимпии в последний раз, этого храма и в помине ещё не было.
Под правым портиком храма теснилось в тени несколько сотен народа. В отличие от толпы, собравшейся у храма Геры, здесь было тихо и спокойно. Был слышен лишь один голос — мужчины, стоявшего в портике. Мужчине, с виду благообразному, лысеющему, с окладистой бородой, было около сорока лет.
Тимон и Феокл подошли поближе, прислушались.
Держа перед собой в вытянутой руке свиток, мужчина читал низким, чуть хрипловатым голосом. Читал медленно, с расстановкой, вдохновенно:
С т а с и м п е р в ы й
Х о р
С т р о ф а п е р в а я
Реки священные вспять потекли,
Правда осталась, но та ли?
Гордые выси коснулись земли;
Имя богов попирая в пыли,
Мужи коварными стали...
Верно, и наша худая молва
Тоже хвалой обратится,
И полетят золотые слова
Жёнам в усладу, что птицы.
Антистрофа первая
Музы не будут мелодий венчать
Скорбью о женском коварстве...
Только бы с губ моих эту печать,
Только б женской кифаре звучать
В радужном Фебовом
[201] царстве...
О, для чего осудил Мусагет
[202]Песню нас слушать всё ту же?
В свитке скопилось за тысячи лет
Мало ли правды о муже?
[203]
Тронув за локоть стоявшего впереди молодого человека с длинными, заплетенными в модную косичку волосами, Феокл тихо спросил, указав на чтеца:
— Кто это?
Молодой человек живо обернулся и с готовностью ответил:
— Это? Драматург Еврипид
[204]. Читает свою новую драму «Медея».
Прищурив один глаз, как будто что-то соображая, молодой человек весело подмигнул Тимону и неожиданно выдал экспромт:
Драматург наш славный Еврипид
Скоро Эсхилов
[205] всех затмит.
Такие драмы сочиняет,
Что зритель чуть ли не рыдает.
На молодого человека зашикали соседи, и он, смущённо улыбнувшись и втянув голову в плечи, умолк и повернулся лицом к портику.
— Не иначе как поэт, — нагнувшись и указав взглядом на молодого человека, прошептал на ухо Тимону Феокл. Подумал и уже не столь уверенно добавил: — Или будущий поэт.
Когда Еврипид кончил читать, толпа зашевелилась, забурлила, зашумела, разразилась восторженными возгласами. «Слава великому Еврипиду!» — громче всех кричал молодой человек с косичкой. Еврипид в ответ прижимал руку к сердцу и низко кланялся.
* * *
— А теперь можно и в храм, — сказал Феокл. — Посмотрим, что там за чудеса приготовили.
Едва Тимон переступил порог храма и поднял кверху взгляд, как его тут же охватила трепетная дрожь. От волнения он даже заметно побледнел.
Перед ним на огромном троне величаво восседал самый настоящий Зевс — бог Громовержец, бог Олимпиец — великий, всемогущий, грозный. Взгляд Зевса был устремлён вдаль и казался всевидящим и всепроникающим. Создавалось впечатление, что он видит то, чего не дано видеть никому из смертных. На ладони его правой, согнутой в локте руки стояла богиня Ника, в левой, несколько вытянутой вперёд руке Зевс держал скипетр, на котором сидел орёл.
Стоя перед статуей, высота которой превышала восемь оргий, Тимон почувствовал вдруг себя чем-то вроде букашки — маленьким, невзрачным, никчёмным. И только спустя какое-то время он стал приходить в себя и смог наконец оторвать от статуи заворожённый взгляд. Лишь тогда он смог рассмотреть, что обнажённое по пояс тело Зевса сделано из слоновой кости, а одежда и обувь из золота. Основательно рассмотрев Зевса, Тимон перевёл взгляд на трон и постамент, на котором стоял трон. А там было на что смотреть! И постамент, и трон украшали десятки замечательных, мастерски выполненных барельефов.
Кто только не был изображён на них! Зевс и Гера, Гермес и Афродита, Афина и Посейдон, Аполлон и Артемида, Атлант
[206] и Геракл, Тесей и Ахилл, Аякс и Кассандра. Почти всем обитателям Олимпа нашлось место на этих барельефах.
И каких только сцен там не было изображено! Битва Тесея с амазонками, убийство Аполлоном и Артемидой дочерей Ниобы
[207], борьба Геракла с немейским львом, освобождение Гераклом Прометея, взятие Ахиллом под стенами Трои в плен царицы амазонок Пентисилеи и другие. Глаза разбегались от множества сцен и принимающих в них участие богов, богинь и героев.
Всех персонажей, изображённых на барельефах, Тимон, конечно, не знал. Но это нисколько не мешало ему любоваться и восхищаться мастерством, с каким были выполнены эти работы. Изображённые на них небожители казались самыми что ни на есть настоящими живыми людьми.
Особое внимание Тимона привлёк юный Эрот
[208], который развязывал пояс на хитоне Афродиты. Что-то очень знакомое показалось ему в этом шаловливом божке. И чем больше всматривался в Эрота Тимон, тем больше убеждался в том, что он хорошо его знает. Неожиданно Тимон с силой хлопнул себя ладонью по лбу.
