— Так это же Пантарк! Ну, конечно, Пантарк. Кто же ещё!
— Ты о чём? — спросил Феокл.
— Да вот... Пантарка увидел, юного борца из Афин. Взгляни-ка на этого Эрота.
— И в самом деле Пантарк, — промолвил, присмотревшись к Эроту, Феокл. — Во всяком случае, точная его копия. Удивительная схожесть...
Рассматривая барельефы, Феокл и Тимон обогнули пьедестал и зашли к нему сзади. Там они увидели пожилого сухощавого мужчину с копной курчавых седоватых волос. Мужчина, слегка нагнувшись, с помощью молотка и чекана прорабатывал на бронзовом барельефе торс какого-то бога или героя. Было любо смотреть, как проворно управляются с этими инструментами мускулистые руки мужчины. Феокл, как увидел мужчину, так и прикипел к нему взглядом. Очень уж знакомыми показались ему и эта курчавая голова, и проворные руки, и манера работать.
Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, мужчина резко обернулся и пробасил:
— Кто это так внимательно меня разглядывает? — Какое-то время он в упор смотрел на Феокла, затем, склонив голову набок и прищурившись, медленно проговорил: — Вроде как знакомая личность. Постой... постой... Никак Феокл... сосед... бегун... Так ведь? Феокл?
— Он самый, — обрадованно заулыбался Феокл. — Привет тебе, Фидий! Ну, и память же у тебя! Ведь двадцать лет не виделись.
— Хайре, Феокл! Память на людей у меня действительно отличная. Но куда же ты скрылся от нас на все эти двадцать лет?
— Лучше не спрашивай, — отмахнулся Феокл. — Сперва пришлось пожить в Милете, теперь вот в Ольвии обитаю.
— Да-а... — грустно протянул Фидий. — Несправедливы были к тебе афиняне. Им давай только победу. Не могут же все быть победителями. Всегда побеждает кто-то один.
— Ничего не поделаешь, — развёл руками Феокл. — Такова жизнь.
— Как вы моего Зевса находите? — поинтересовался Фидий.
— Меня лично ты ошарашил своим Зевсом, Фидий, — ответил, не задумываясь, Феокл. — Грандиозная работа! Такой статуи, не то что я, мир ещё не видел. И, думаю, нескоро увидит. Сколько ты над ней трудился?
— Три года. И ещё на добрый год осталось работы
[209]. Только не подумай, что я один всё это сделал. У меня есть помощники: Паненон, мой брат-живописец, и мой ученик — скульптор Колот. Да ещё в моём распоряжении целая бригада рабочих. У нас над Кладеем имеется большая мастерская. Зайдите как-нибудь, посмотрите.
— С удовольствием! А как твой брат?
— Паненон? Ничего. Работает. Собирается вот показать свои работы. Завтра будет выставлять в Южном портике. Советую посмотреть. Кстати, Феокл, что это за парнишка с тобой? Уж не сын ли? — спросил, указывая на Тимона, Фидий.
— Это Тимон. Вроде как ученик мой. Приехал из Ольвии покорять Олимпию.
— И в каком же виде агона он собирается её покорять? Хотя постой, не спеши с ответом. Какой же из меня ваятель, если я не определю, каким видом спорта занимается этот симпатичный юноша. Та-ак... — тянул Фидий, ощупывая взглядом фигуру Тимона. — Этот симпатичный юноша будет завтра бороться за оливковую ветвь в беге на один стадий. Верно?
— Ты, как всегда, прав, Фидий, — заулыбался Феокл. — Кто лучше тебя изучил человеческое тело?
— Профессия такая, — скромно произнёс Фидий.
— Дядюшка Фидий, можно тебя спросить? — выступил вперёд державшийся всё это время позади своего педотриба Тимон.
— Валяй!
— А вот этот... твой Эрот... что на барельефе... Кто это? Очень уж он похож на одного моего знакомого атлета...
— Ты имеешь в виду Пантарка?
— Да-а... — удивлённо протянул Тимон. — А ты откуда знаешь, что это Пантарк?
— Как же не знать? Ведь это мой племянник, — рассмеялся Фидий. — У него идеальное телосложение. Вот я и попросил его попозировать мне для Эрота.
— А как Игры? Придёшь смотреть? — спросил Фидия Феокл.
— А то как же! Неужели найдётся хоть один эллин, который не захотел бы увидеть такое зрелище? А тем более скульптор. Где ещё можно увидеть столько прекрасных обнажённых тел? И где ещё встретишь столько великих мужей Эллады?
— Тогда до встречи на стадиуме, Фидий!
— До встречи, Феокл! А ты, Тимон, чтобы завтра получил оливковую ветвь!
Когда Феокл и Тимон вышли из храма, Феокл положил руку на плечо Тимона и, проникновенно глядя ему в глаза, сказал:
— Ты запомни, сынок, эту встречу и этого человека. Твои внуки будут гордиться тем, что их дед собственными глазами видел великого Фидия — славу и гордость Эллады. Такие люди, как Фидий, рождаются раз в столетие. Исчезнут государства и их правители, исчезнут целые народы, а творения Фидия и память о нём будут живы вечно.
— Никогда бы не подумал, что он такой... — раздумчиво произнёс Тимон.
— Какой — «такой»? — спросил Феокл.
— Простой... что ли. Вроде как обыкновенный ремесленник.
— Все по-настоящему великие и талантливые люди простые. Почему? Потому что им некогда думать о своём величии. Их мысли заняты другим — как можно больше сделать и как можно лучше сделать. То есть их мысли заняты их работой и качеством этой работы. Будь это архитектор или скульптор, драматург или поэт, атлет или политик. Великих корчат из себя лишь лодыри и бездари. Запомни это, Тимон, и не подражай им.
* * *
Между тем народ в Олимпию прибывал и прибывал, с каждым часом становилось всё многолюднее.
Почти у каждого алтаря толпились люди. Кто-то приносил жертвы. А кто-то останавливался поглазеть на это действо. В воздухе стояли самые разнообразные запахи. Преобладал же едкий запах палёной шерсти и крови. Но на это никто не обращал внимания. Всем казалось, что другого запаха здесь и быть не должно.
То в одном месте, то в другом слышались голоса глашатаев, знакомивших публику с наиболее важными событиями в их полисах и городах. Один читал только что заключённый договор о военном союзе двух соседних полисов, другой рассказывал о решении народного собрания его города раздать наиболее неимущим горожанам по таланту ячменя, третий сообщал об окончании строительства в его городе театра. В одном месте поэт из Митилены громко и вдохновенно читал свои стихи, в другом — под аккомпанемент кифары воодушевлённо пел сказание о братьях Диоскурах
[210] седой кифаред
[211] из Милета. Тут же, неподалёку, показывали своё искусство танцоры из Лесбоса, а в другом уголке Альтиса удивлял публику фокусник из Коринфа.
