— Ты чего? — спросил Феокл. — Я не думаю, что мы услышим здесь что-нибудь интересное.
— Ты послушай, — шёпотом произнёс Тимон и поднёс к уху ладонь. — Что-то знакомое...
Феокл внимательно прислушался. Мужчина между тем, держа свиток в вытянутой руке, читал слегка хрипловатым голосом:
«Скилу, хотя он и был царём скифов, не нравился скифский образ жизни, в особенности в сравнении с эллинскими обычаями, которые он усвоил в результате своего воспитания. И вот что он сделал. Каждый раз, когда он приводил скифское войско к городу борисфенитов
[213] (а эти борисфениты говорят, что они милетяне
[214]), Скил оставлял своё войско в предместье, а сам входил в город и приказывал закрыть городские ворота, снимал с себя скифскую одежду, надевал эллинскую и в ней прохаживался по агоре без свиты и охранников и без всяких иных спутников (а городские ворота охраняли, чтобы его не увидел в этой одежде кто-нибудь из скифов). И во всём прочем он наследовал эллинский образ жизни и даже приносил жертвы богам согласно эллинским обычаям. Он мог оставаться в городе на протяжении одного месяца, а то и дольше, а потом надевал скифскую одежду и уходил. Так он делал обычно много раз и даже построил себе дворец в городе борисфенитов и поселил в нём жену из местных».
Дальше чтец поведал о том, как скифы в конце концов разузнали, чем занимается их царь в городе борисфенитов, и за это убили его. Причём убил царя не кто иной, как его родной брат.
Когда мужчина кончил читать, Тимон, обращаясь к Феоклу, удивлённо воскликнул:
— Так ведь это же всё о нашей Ольвии! Я слышал эту историю от отца. Интересно бы знать, что это за человек и откуда он знает столько о нашем городе?
Стоявший рядом маленький сухощавый старичок с белой, словно присыпанной мелом, головой, живо повернулся на слова Тимона.
— А ты в самом деле из Ольвии?
Присмотревшись внимательнее, старичок радостно воскликнул:
— Ба! Да это же Тимон! Наш новый олимпионик! Молодчина, Тимон! Рад познакомиться с юным олимпиоником. Меня зовут Сострат. Ну-у... дедушка Сострат. Скажем так. Я из Афин. А это твой педотриб, надо полагать? Как зовут?
— Феокл, бывший афинянин, — отозвался педотриб.
— Вот и познакомились! Вот и чудесно! — обрадовался, словно всю жизнь мечтал об этом знакомстве, словоохотливый старичок. Потрепав дружелюбно Тимона по спине, он спросил: — Так ты хочешь знать, что это за человек читал о твоей Ольвии? Расскажу! А почему бы не рассказать такому симпатичному юноше, да ещё олимпионику? Только давайте отойдём чуть в сторонку. Так вот, слушай. Этот человек — Геродот
[215], сын Ликса. Родился в Галикарнасе.
— А где это... Галикарнас? — спросил Тимон.
— Галикарнас находится в области Кария, что в Малой Азии, на берегу Эгейского моря, — объяснил Феокл.
— Так вот... — продолжил Сострат. — Когда Геродоту исполнилось двадцать лет, он отправился в путешествие по миру. За многие годы изъездил и исходил пешком все известные на сей день страны. Побывал и в вашей Ольвии, был в Скифии, дошёл аж до Танаиса
[216]. Представляешь? И не просто путешествовал Геродот, а интересовался прошлым этих стран, происхождением населяющих их народов, расспрашивал об их занятиях, обычаях, привычках, характере. И всё это записывал. А вернувшись домой, засел за написание большущего свитка обо всём увиденном и услышанном.
И назвал он этот свиток «История». Вот главу из этой своей «Истории» Геродот и читал только что.
— А зачем, с какой целью он писал эту книгу? — спросил Тимон.
— Писал он прежде всего для нас, своих современников. Чтобы мы больше знали о своём прошлом и об окружающем нас мире. А ещё — для потомков. Чтобы те знали, как и чем жили мы, их предки.
— Откуда ты, дедушка Сострат, всё это знаешь? — не смог удержаться, чтобы не спросить, Тимон.
— Много читаю, многим интересуюсь. А ещё я, как уже говорил, афинянин. А Геродот одно время жил в Афинах и часто выступал там с чтением своей «Истории». Сейчас, правда, живёт в Великой Греции.
— Ну что ж... — не без сожаления произнёс Феокл. — Спасибо, дедушка Сострат, за то, что просветил малость нас. Слушать бы тебя и слушать. Да вот... сейчас начнутся состязания юных борцов. Как бы не опоздать...
— Так и я тороплюсь на стадиум. Вот только внука дождусь, отошёл куда-то. Я ведь с внуком сюда притопал.
— Как притопал? — удивился Феокл. — Пешком? Из Афин?
— А что тут такого? — удивился старичок. — Это я с виду такой старенький да хилый, а на самом деле парень ещё хоть куда!
За время отсутствия Тимона и Феокла рабочие стадиума успели подготовить место для борцовских поединков: подвезли несколько повозок песка, высыпали его на последних, финишных оргиях беговой дорожки и аккуратно разровняли.
— Здесь же завтра бегать должны! А они столько песка навалили... — недоумевал Тимон. — Как же бегать будем?
— Ничего, — успокоил его Феокл. — За ночь песок уберут, дорожку выровняют и — бегай себе на здоровье. А где же проводить состязания? Лучшего места нет.
Разговор прервал глашатай, который начал представлять публике юных борцов. Затем борцы и их педотрибы отправились в раздевалку снять одежду и натереться маслом.
Юных борцов было не так уж много — всего восемь человек, то есть четыре пары. Кому с кем бороться, определяли, как обычно, жребием. Для этого снова на стадиум вынесли серебряную вазу. На сей раз в ней находились восемь деревянных пластинок. На каждых двух пластинках была начертана одна и та же буква алфавита. Атлетам, вытянувшим одинаковые буквы, и предстояло выяснять между собой отношения. Прежде чем начать состязания, глашатай объявил, что победителем будет признан тот борец, который первым трижды положит своего партнёра спиной на песок.
Раздетых догола педотрибов, как обычно, препроводили за специальное заграждение, где им надлежало находиться до окончания состязаний. Отсюда они могли, конечно, подавать советы своим подопечным, но их голоса из-за постоянного шума зрителей вряд ли кто мог расслышать. Надо было быть обладателем сверхмощного голоса, чтобы он достиг слуха того, кому предназначался.
Чтобы не затягивать время состязаний до темноты, элланодики решили, что бороться могут по две пары одновременно. Зрители поначалу такое новшество встретили неодобрительным гулом. Но длился он недолго. Когда на площадку вышли первые соперники и началась борьба, недовольство было забыто, его сменили крики одобрения, насмешек, сочувствия.
