Ианта отодвинула пустую миску и села прямо. Ворованные глаза сузились от внезапного прилива вдохновения. Бледные тусклые волосы спадали на лицо, которое должно было быть красивым, и на плечи, которые должны были быть изящными, но в целом она выглядела как восковая фигура в розовом кукольном платьице. Тебе никогда не позволяли играть в куклы, но, оглядываясь назад, ты не могла себе представить, что могла бы пойти на это добровольно.
– Ты же можешь это сделать, – мягко сказала она, глядя на костяной воротник, торчащий из-под рубашки, верхнюю часть твоего самодельного экзоскелета. – Ты справишься, Харрохак. Может быть, я даже это тебе позволю, учитывая, что мы – товарищи по оружию. И подруги.
Ты встала довольно резко, и экзоскелет заскрипел, когда ты наклонилась за двуручником.
– Я не такое уж совершенство, когда дело доходит до плоти, – сказала ты. – Я не утверждаю, что я далека от него… но ты хочешь того, что я дать не могу. Я не готова это давать. Честно говоря, твоя просьба отвратительна. Там суп еще остался?
– Ой, целая кастрюля, – сказала Ианта, которую, кажется, совершенно не оскорбил твой отказ. По Ианте никогда ничего не было понятно. – Это я его варила, он омерзительный.
Существовала ли на свете менее подходящая друг другу пара, чем ты и она, чем дочь таинственного Дрербура и дочь гордой Иды? Эта связь родилась не из взаимного восхищения. Во всяком случае, чем чаще ты видела Ианту, тем с меньшей вероятностью могла принять ее за красотку. Она сделала из себя богато украшенный торт, весь покрытый толстым слоем глазури, помадки и шоколада, так что докопаться до теста было совершенно невозможно. Как некромант она была гениальна, хотя, с твоей точки зрения, слишком уж полагалась на хитрости и обходные пути. Она отличалась невероятно тонким умом. Она не боялась испытаний. Она тоже была одержима тем, что могло лежать за Рекой, и, хотя это немного и отдавало лицемерием с твоей стороны, она была ненормальной маньячкой.
Но маньячкой, которая достигла ликторства. Маньячкой, которую ты теперь должна была именовать сестрой, хотя тебе казалось, что ей называть кого-то сестрой еще противнее и больнее, чем тебе. Маньячкой, которую твое мертвое «я» уважало достаточно, чтобы работать вместе с ней. Маньячкой, которая нашла тебя, когда ты была не в себе, когда ты опозорилась, когда ты воткнула клинок в грудь мертвой женщины – и тогда она просто сказала: «Вот бы ты ей руки отрубила». Возможно, в мире существовали более приятные партнеры, но твоя тебя, по крайней мере, еще не убила.
14
Митреум, престол Первого Возрождения! Святилище императора Девяти домов, место упокоения священных костей и оссуарий стойких! Космическая станция, запрятанная в сорока миллиардах световых лет от вечного света Доминика, освещенная танергетическим светом звезд, спрятанная посреди околозвездного диска, древняя жемчужина, усыпанная мертвыми камнями.
Твой новый дом болтался в центре поля астероидов, состоящего из концентрических кругов и похожего на ювелирную игрушку. Были в нем жилые помещения – внешнее кольцо – внутреннее кольцо препараторских, пара лабораторий, библиотека, размерами превышавшая Дрербур, и кладовая, где еда хранилась целую вечность, не тронутая тлением. Другие ликторы жаловались, что тысячелетия придают пище, сохраненной при помощи некромантии, странный привкус, но ты его не чувствовала. Еще тут была станция восстановления воды и подсобные помещения. Часовня и комнаты бога располагались в центре. Все остальное место было отведено мертвым. Везде лежали кости мертвых, тела мертвых, мумифицированные головы мертвых, руки мертвых – костяные или с мясом, законсервированные немедленно после того, как их оторвало от тел, пепел мертвых, волосы мертвых, ногти мертвых, сложенная кожа мертвых и глаза мертвых, ссыпанные в длинные красивые хрустальные контейнеры, залитые альдегидом. Ликтор, сидящий на краю каменного кольца, окружающего Митреум, никогда бы не подумал, что он спрятан: он походил на огромный танергетический маяк, пылающий сгусток смерти, огромные буквы, написанные в космосе: это кладбище. Здесь могилы.
Первые месяцы твоего ликторства прошли в гулких сводчатых стерильно-чистых комнатах, выделенных тебе. Они были окрашены в нейтральные серо-бело-черные цвета, очень тщательно убраны и по возможности освобождены от костей. В отличие от комнат Ианты, их раньше никто не использовал. Они предназначались ликтору, который никогда не спал в своей постели, никогда не вешал одежду в шкаф и не умывался у раковины. Ты жила среди праха своих предков и дышала этим прахом, носила их одежду и пользовалась их вещами, так что совершенно новые комнаты оказались новым и заманчивым опытом. Ты сложила одежду в ящики, где раньше никогда не было одежды, аккуратно расставила свои немногочисленные мелочи на бюро и начала получать некоторое удовольствие от ежевечернего возвращения в такое место. Ты так и не успокоилась и чувствовала себя совершенно беспомощной, но мелочи тебя почему-то радовали.
В убежище Первого владыки мертвых не было слуг. Ни единого конструкта. Вы все готовили сами – по крайней мере, Мерсиморн готовила, Августин готовил, и даже сам бог готовил, насчет остальных ты не знала. Августин снизошел до того, чтобы научить чему-то Ианту, или хотя бы попытаться, но ты не собиралась связывать свое будущее с кулинарией. Ты так редко ела ради удовольствия, что никак не могла представить, каково это – быть нормальным человеком, который способен сделать себе бутерброд. Ты родилась в Девятом доме, хотя и вознеслась до Первого, так что холодные перекусы тебя вполне устраивали. Продукты можно было взять на складе и съесть прямо так, усевшись на одной из огромных стальных, ужасно старомодных кухонь с хромированными столешницами, квадратными плитами и конфорками, откуда вырывалось газовое пламя, стоило повернуть ручку. Часто ты заставала там императора Девяти домов – он сидел за плексигласовым столом и пил горячий кофе из щербатой кружки.
Теперь он вел себя как учитель. Его личная гостиная, скромная небольшая комната с несколькими потертыми креслами и низким столиком, стала для тебя родом домашнего святилища, а остальные его покои – аналогом запретной гробницы. Тебя традиционно влекло к запретным гробницам, но эта отталкивала даже тебя. Двери были постоянно закрыты, и ты почему-то не испытывала ни малейшего желания увидеть, как они открываются. Он часто призывал тебя для теоретического занятия или приглашал выпить чашку чая, который ты все так же ненавидела, но предпочла бы заживо содрать с себя кожу, чем в этом признаться, или вы просто сидели в тишине. Была у него такая привычка – позвать тебя поговорить, а потом не сказать ни слова, просто сидеть и смотреть, как астероиды скользят по своей изящной орбите вокруг танергетической звезды.
Однажды ты застала его над разложенными на столе листками – отчетами месячной давности. Он явно смутился. Бог смутился.
– Я все еще думаю об этом, – признался он. – Восемнадцать тысяч… радиационные ракеты… Августин говорит, что глупо даже думать об этом, пока мы не совладаем с Седьмым номером, но как по мне, если я с ним не справлюсь, то на остальное будет наплевать. А если мы выиграем, то это окажется важнее всего.
