Ксантиппа мы уже встречали прежде, так говорит Ио, хотя я его не помню.
В любом случае, он дружески приветствовал нас, и слуги Кимона принесли для нас табуреты.
– Мы попросили вас прийти сюда, чтобы обсудить смерть Эобаза, – начал Фемистокл. Я видел, как внимательно он следит за лицом самого Эобаза. Я тоже следил за его реакцией. Но лицо мидийца оставалось непроницаемым.
Через некоторое время Ксантипп со смешком сказал:
– Не многие из ныне покойных встретили бы весть о своей кончине с таким хладнокровием, Эобаз! Тебя следует поздравить.
Белые зубы мидийца блеснули в зарослях бороды точно лезвие клинка.
– Если ты хочешь сказать, что намерен убить меня, то я это уже слышал не раз и прежде.
Фемистокл покачал головой:
– Ни о каком убийстве речи идти не может. Я ведь сказал: мы здесь для того, чтобы поговорить о твоей гибели, случившейся довольно давно. Тебя принесли в жертву варвары-фракийцы этому… как его?
– Плейстору, – подсказал Эгесистрат.
Фемистокл поднял бровь:
– Он у них что же, один из главных богов?
– Да, и они его весьма почитают, – кивнул Эгесистрат.
– Итак, Эобаз, таков был твой конец. Скорее всего известно, что ты не переезжал ни в Афины, ни в какой-либо другой город Аттики. Поскольку нам теперь совершенно невозможно больше называть тебя Эобазом, скажи, какое имя ты предпочел бы сам вместо прежнего? Только, прошу тебя, не выбирай среди имен своих родственников, если можно.
Мидиец решил быстро, а может быть, он был предупрежден заранее:
– Почему бы мне не назваться Зихрун? По-моему, это имя вполне мне подходит.
Ксантипп улыбнулся, Эгесистрат и чернокожий тоже. Заметив, что все остальные ничего не поняли, Ксантипп пояснил:
– Это имя означает "избранник жизни". Просто отличное прозвище! Так ты не хочешь вернуться в Империю, Зихрун?
И тут впервые заговорил Кимон. Ничего необычного не было в его звучном приятном голосе, однако тут же воцарилась некая атмосфера необычности и значительности. По-моему, все дело было в спокойном взгляде его серых глаз.
– По-моему, не стоит и говорить, как это опасно для него, – сказал Кимон, обращаясь к нам. – Вы не дети.
Я поискал глазами Ио (она-то как раз самый настоящий ребенок, хотя сама, конечно, считает себя взрослой), но Ио и Элата гуляли где-то далеко в саду, вероятно предоставляя мужчинам возможность поговорить наедине.
Полос же остался помогать конюхам.
– Да, это так, – одобрительно кивнул Фемистокл. – Мы с тобой еще поговорим об этом наедине, Зихрун, и о том, с кем тебе непременно нужно будет встретиться и что сказать им – короче, обо всем, что нам необходимо.
Я собираюсь громогласно подчеркнуть важность этой невосполнимой для нас утраты – твоей гибели во Фракии. Однако сперва нам следует многое объяснить тебе, а кое в чем тебя и заверить. Что тебе известно о том, как мы правим нашей страной?
– Что вы как бы сами собой правите, – сказал мидиец, – а ты всего лишь военачальник, верховный стратег, называемый полемархом
[55]. А более ничего, пожалуй.
– А ты что скажешь, Эгесистрат?
– Ну я-то вообще чужеземец, да и отстал здорово от теперешних событий.
Но вас я с удовольствием послушаю.
– В таком случае я постараюсь максимально быстро и просто кое-что прояснить. Если я в чем-то ошибусь, пусть меня поправят мои друзья, а они меня поправят, можете быть уверены. Прошу сразу заметить – моя политическая группировка здесь в меньшинстве.
Ксантипп покачал головой, откашлялся и сказал:
– Вряд ли. Гиперид, например, – твой человек и прекрасный оратор к тому же. Мне и самому несколько раз приходилось в этом убеждаться.
Фемистокл лукаво усмехнулся, чем очень понравился мне.
– Ну вот, видите, меня уже поправляют! А среди вас, мидийцев, как я слышал, есть довольно много уважаемых людей, которым доверяют все. У нас же совсем иначе – у нас никто никогда никому не доверяет. Вместо этого мы добиваемся, чтобы мнение каждой стороны было представлено в споре, а также чтобы любой мошенник оказался сразу как бы под перекрестным огнем, тогда ему пришлось бы дважды подумать, совершать ли следующее преступление.
Эгесистрату все это известно, конечно. Все мы эллины одинаковы.
Спартанцы, например, – о них мы непременно поговорим чуть позже – скажут тебе, что и двух своих царей избирают для того, чтобы один не давал другому лгать. Мы же вместо этого имеем две политические группировки – военную (или "щитоносцев" – гоплитов) и морскую. Ксантипп и Кимон возглавляют первую. А когда мы говорим, что поддерживаем тебя, то значит, что тебя поддерживают обе группировки.
Мидиец кивнул.
– У нас есть определенные разногласия, – продолжал Фемистокл, – причем довольно серьезные. Вот ты сказал, что мы сами собой правим. На самом деле это справедливо, только когда у власти моя политическая группировка.
Кимон бросил на него взгляд, одновременно сердитый и насмешливый.
– Я представляю трудовую бедноту, которая в нашем городе составляет большую часть населения, как, впрочем, и в любом другом. Моему народу нужна работа – это моряки, портовые грузчики, мастеровые доков, гончары и тому подобное. И они прекрасно понимают: чтобы всем им не умереть с голоду, Афины должны торговать. А для этого у нас должны быть суда и судовладельцы – вроде Гиперида, – а также много купцов и ремесленников.
Кимон, глянув на Ксантиппа, попросил слова:
– Позволь и мне кое-что сказать, Фемистокл. Сразу вынужден предупредить Зихруна и остальных, что не все из сказанного тобой соответствует истине.
А ты, Зихрун, не должен считать нас, щитоносцев, противниками афинского флота, хотя Фемистокл и его друзья порой говорят, будто Афины могли бы существовать без армии. С другой стороны, как бы Фемистокл ни старался изобразить, будто является представителем всех трудящихся людей, это не правда. Совершеннейшая не правда! Ибо никто не работает тяжелее земледельцев, которым приходится пахать и жать, пасти стада и отары, охранять их от хищников, убирать урожай с полей и молотить зерно, растить лозу и собирать виноград, а потом еще давить его и делать вино… Если бы ты собирался стать членом Афинского Собрания, Зихрун, то обнаружил бы, что земледельцы, без которых мы все просто умерли бы с голоду, все как один поддерживают как раз нашу группировку. И пусть Фемистокл опровергает мое мнение, я покажу тебе двоих особо выдающихся людей, и ты сам сможешь с ними поговорить.
И хотя мы с гордостью защищаем интересы этих тружеников, их жен и детей, они далеко не единственные наши сторонники. Вот ты, Зихрун, и ты, благородный Эгесистрат, – вы оба гораздо выше их по своему положению, оба принадлежите к совершенно иному, хотя и необходимейшему, ценнейшему классу; но вряд ли кому-то придет в голову считать вас сторонниками морской группировки. Вы люди, занимающиеся воспитанием молодого поколения и науками, а именно мы – и вовсе не Фемистокл, человек низкого происхождения и недостаточно образованный (хотя мне неловко говорить об этом), – являемся представителями лучших семейств Афин.
