– Что ты, Берни! Разве я похож на того, кто может угрожать безопасности такого милого человека, как ты? Нет, Берни, я просто предлагаю свои услуги. – Голос Сола стал чуть громче. – Я ведь ночами почти не сплю, что мне стоит пошататься возле твоей лавки, последить за порядком, а если надо, прогнать хулиганов. Хорошая сделка, Берни, соглашайся. Всего одна бутылка за спокойствие. Невелика цена.
– Ладно, бери и проваливай. – Берни протянул руку под прилавок, нащупал бутылку самогона, сунул ее Солу и тут же потянулся за дробовиком.
Сол схватил добычу за пузатый бок, сунул ее в карман пиджака и поспешил из лавки.
– Сол, не появляйся больше здесь, – крикнул ему вдогонку Берни. – Придешь – сдам тебя Келлману.
– За что, Берни? Я ведь законов не нарушаю. – Сол остановился в дверях.
– Келлман найдет за что тебя арестовать, – уверенно произнес Берни. – Не искушай судьбу, Сол. Найди себе место для водопоя в другом магазине.
Сол с минуту смотрел на Берни, потом повернулся и вышел. Берни убрал руку с дробовика, устало опустился на стул. «Вот ведь ублюдок! А я еще ему сочувствовал. Надо было сразу гнать его из лавки».
Берни прошел к двери, запер ее на засов, выключил свет и начал подниматься наверх. Мысль о поджоге сверлила мозг, заставляя холодеть затылок. «Завтра пойду к Келлману, пусть поговорит с этим идиотом», – решил он.
Сол тащился по улице, сжимая в кармане бутылку, и думал о своей судьбе. Почему у него в жизни все пошло наперекосяк? Все, чего он изначально хотел, – это быть скромным сельским учителем. Тогда что он делает здесь, на пыльной сельской дороге, с отвоеванным дешевым самогоном в кармане? Сложись все иначе, быть может, сейчас он сам гнал бы самогон. Не на продажу, не для того, чтобы залить глотку, а просто для души. Да, паршивая штука жизнь, никогда не знаешь, за каким поворотом тебя ждет удар.
Дойдя до перекрестка, он свернул налево. Впереди показался низенький дом под жестяной крышей – его теперешнее пристанище. Хлипкий забор требовал ремонта, впрочем, как и сам дом, но Солу на это было наплевать. «На мой век хватит, – рассуждал он. – А тот, кто будет жить в этом доме после меня, пусть сам заботится об уюте».
Калитку открыл пинком, защелка давно отвалилась, а ремонтировать ее Сол не видел смысла, прошел к крыльцу. Двор зарос сорняками – соседи давно жаловались на его неухоженный вид. К Солу даже из управы приходили, пытались усовестить, чтобы он привел участок в порядок. Сол пообещал все исправить и даже начал выдергивать траву вдоль соседского забора, но занятие это ему быстро наскучило, и он отложил неприятную процедуру до лучших времен.
Животных Сол не держал, друзей не завел, так что на крыльце его никто не встречал. Сол вошел в дом. Небольшое, но функциональное помещение: узкий коридор-тамбур выходил в кухню, из кухни дверь вела в спальню, еще одна спальня располагалась справа от входа, представляя собой изолированное помещение. Ею Сол почти не пользовался. Удобств в доме не было: принимать душ и справлять нужду приходилось на заднем дворе. Комнаты украшала красивая старинная мебель, оставшаяся от прежних хозяев. Сол не успел ее загадить в отличие от пола. Дома он почти не готовил, предпочитал обходиться готовой продукцией. Иногда, когда приходил денежный перевод, заглядывал в кабачок Эдди, чтобы побаловать себя мясными деликатесами.
Время от времени Сол находил себе женщину, согласную за общение с ним подкармливать его горячей пищей, этого ему хватало. К женщинам он не привязывался, просто использовал их для своих нужд. Когда очередная пассия решала прервать отношения, Сол уходил от нее без сожаления. Так было последние несколько лет.
Эва оказалась исключением. В жизнь Сола она вошла незаметно. Они встречались в парке, куда Сол время от времени ходил на прогулку. Не потому, что любил природу, а чтобы как-то занять время. Жизнь его была настолько скучна, что порой требовала хоть какого-то движения. Сол выбрал парк, а Эва выбрала его.
Насколько глубоко Эва задела его чувства, Сол понял только две недели назад, когда она уговорила его съездить в Конкорд на театральную постановку. Как у нее это получилось? Он терпеть не мог театр, а места скопления людей ему требовалось избегать просто ради того, чтобы выжить. Но он согласился. Наплевал на все и согласился. Встреча прошла отлично: они прогулялись по городу, пообедали в дорогом ресторане, отсидели спектакль, после чего провели бурную ночь в гостинице Конкорда. Сол был наверху блаженства… пока не вернулся домой. Как только он остался один, до него дошло, как сильно он рисковал.
В последнее время он вообще забыл об осторожности. Зачем он сказал Берни про пожар? Разве он собирался поджигать его лавку? Нет. Неприятности ему ни к чему, это точно, а теперь они ему обеспечены. Уверен, Берни и до утра не дотерпит – побежит к шерифу Келлману. А тому Сол словно кость поперек глотки, он в историю с угрозами вцепится как клещ. И соседи свою песню затянут: во дворе не убирает, сорняки через забор, словно воры лезут, а ему хоть бы что. Ну, зачем он вздумал ссориться с Берни?
– К черту все. – Сол прямо в ботинках прошел к буфету, открыл дверцу и достал рюмку. – Все к черту. Чем такая жизнь, лучше никакой!
Но он лукавил, жизнь ему нравилась, и умирать совсем не хотелось. Тем более теперь, когда появилась Эва.
– Да что толку? – От постоянного одиночества Сол привык говорить вслух, обсуждая сам с собой наболевшие вопросы. – Как долго она вытерпит тебя? Что ты можешь ей дать? Ты даже имени своего ей до сих пор не сказал. И не скажешь, побоишься. Сколько лет ты живешь в чужой шкуре, сколько раз ты эту шкуру менял? Заставь тебя, ты и не вспомнишь, кем был при рождении.
Жить под чужим именем Солу было не привыкать. За сорок лет он столько раз менял имя, заучивал новую легенду, что и правда начал забывать, где на самом деле учился, когда женился и скольких детей наплодил.
– А все проклятые энкавэдэшники! К черту все! Хватит вспоминать, ничего не изменить, ничего не вернуть!
Но воспоминания сами лезли в голову. Обычно ему удавалось обуздать их, затолкать в дальние закоулки памяти, чтобы не докучали, не мешали жить. Теперь же они все чаще проявляли неповиновение, выскакивали из потаенных уголков и сверлили мозг до тех пор, пока голова не начинала раскалываться. И тогда он начинал вслух повторять то, что помнил.
– Я Рейно Хейханен, карел по национальности. Родился в 1920 году в Каскисаари под Ленинградом. Учился в сельской школе, поступил в педагогический техникум, после его окончания работал в сельской школе. Ни о какой другой профессии не помышлял. Хотел жениться, завести детей и провести жизнь простым сельским учителем с мизерными запросами. Хотел, чтобы жена по выходным пекла для меня и моих мальчиков пироги с клюквой и черникой. Неделю с клюквой, неделю с черникой. А кисель – наоборот. Если пирог с клюквой, значит, кисель черничный. Если пирог черничный – кисель клюквенный.
На этом месте у него обычно начинала обильно выделяться слюна, и требовалось срочно перебросить воспоминания с гастрономических на бытовые.
