– Вот доказательство моих слов. Я хочу, чтобы меня переправили в США и передали в руки агентов ЦРУ. Они разберутся, говорю я правду или лгу, – заявил он и его просьбу удовлетворили.
В ожидании встречи с агентами американской разведки ему пришлось нелегко. Алкоголя ему не давали, а без очередной порции спиртного он уже не мог. И все же Вик как-то выдержал. Возвращаться в Москву после такого поворота он никак не мог. Обратного пути не было, поэтому пришлось выдержать все. Он прошел медицинское освидетельствование, где его признали вменяемым, и только после этого отправили на допрос в ЦРУ.
Там он выложил все: рассказал о каждом тайнике на территории Нью-Йорка, сообщил о способах шифровки, об агенте КГБ, с которым имел связь на протяжении нескольких лет. Тот факт, что связной работал в Секретариате ООН и Хейханен об этом знал, сильно ему помог. По описанию внешности агенты ЦРУ легко вычислили советского резидента. Им оказался Михаил Свирин. Дальше – больше. След вел от одного агента к другому, пока не привел к тому, кого он знал под псевдонимом Марк.
– Да, так все и было. Арестовали «Марка» по моей наводке, вот что я тебе скажу. – Он обращался к полупустой бутылке, как к лучшему другу. Впрочем, так оно и было, ведь друзей ему завести так и не удалось. – Знаешь, я ведь думал, что, как только они его арестуют, моя история окрасится новыми красками. Мои новые покровители поймут, какую важную птицу я им сдал, и наградят меня за это по-царски. Но этот паршивец «Марк» испортил всю картину. После ареста он заявил, что отказывается отвечать на их вопросы. Сколько агентов ЦРУ перед ним хвостами крутили, сколько специалистов по перевербовке его обрабатывало, а он стоял на своем: я не разведчик, на Союз не работал, и все тут! Ух, как он бесил меня своим упорством. Думаю, в конце концов они отказали бы мне в поддержке, может, даже передали бы меня в Москву, если бы не шифр. Вот тут у меня появился шанс, ведь шифр, которым я шифровал информацию, полученную от «Марка», не мог расшифровать ни один специалист-шифровальщик. Ни в Америке, ни в какой другой стране. А знаешь, как они назвали этот шифр? Шифр ВИК. В мою честь! За это и выпьем.
Обхватив горлышко, он наклонил бутылку. Жидкость нехотя заполнила рюмку до половины и закончилась. Он с сожалением потряс пустым сосудом, долил до краев воды и, смакуя, выпил половину.
– Знаешь, они ведь и правда поверили, что тот сложный шифр я сам придумал. Так забавно было смотреть на их лица, когда я объяснил им принцип шифрования именным шифром. После моих объяснений они поняли, почему их шифоровальщикам не удалось добиться успеха. Весь принцип заключался в том, что в шифровании применялись конкретные ключи, известные только тому, кто производил шифровку и занимался дешифровкой на месте. Моими ключами были четыре понятия: слово «Снегопад», патриотическая дата окончания Русско-японской войны, куплет знаменитой русской песни и цифра тринадцать. Даже имея эти ключи, в шифровках разобраться не так-то просто, а я их щелкал как орехи. О, как они на меня смотрели!
Воспоминания об этом моменте согревали душу лучше любого самогона. Он раскраснелся, настроение улучшилось, и неожиданно для себя он вдруг начал смеяться. Смеялся долго, до колик в животе, до икоты. Потом затих, опустил голову на руки и заплакал.
– Ох, Рейно, Рейно, что же ты сотворил со своей жизнью!
Слезы лились по щекам, оставляя грязные борозды на давно не мытом лице. Пьяные слезы недорогого стоят, он это знал, но жалость к себе, к загубленной своей жизни буквально разрывала его изнутри.
– А ведь всего этого могло и не быть, понимаешь? В помощь «Марку» должны были послать другого. Кого-то, с кем он работал раньше. Так мне сказал агент, сообщивший о новом назначении. Знаешь, почему он не попал в Нью-Йорк? Роковое стечение обстоятельств, вот почему. Он возвращался с прежнего задания, и его корабль потерпел крушение. Где-то в Балтийском море, так сказал агент. Никто не выжил. Агент погиб, и на его месте оказался я. Вот она собачья судьба! Кто знает, как сложилась бы моя жизнь, если бы не «Марк» с его принципами и святой верой в правое дело советской разведки.
Самогона осталось только на дне рюмки, а сон все не шел. Чем заменить привычное снотворное, он не представлял. Что он будет делать завтра, когда не будет и этой скудной порции. «Надо завязывать, – убеждал он сам себя, как и всегда, когда деньги подходили к концу, а очередная дотация должна была прийти только через несколько дней. – Нужно остепениться. Тебе всего сорок с хвостиком, жить еще и жить. И у тебя все еще может сложиться. Может».
Но убедить себя в наступлении лучшего будущего он не мог, как ни старался. Даже когда в его жизнь вошла Эва, он все равно не поверил, что у них что-то может сложиться. После суда над «Марком» его отпустили с миром. Не судили за шпионаж, не выслали из страны. Напротив, позволили остаться в США, определив местом жительства Нью-Гемпшир. ЦРУ поставило его на довольствие, включив в программу защиты свидетелей. Он так радовался тому, что не попал в лапы КГБ, что согласился на все условия, которые ему поставили. А условия, в общем-то, простые: из штата не выезжать, место жительства без ведома ЦРУ не менять, с земляками не общаться и вообще избегать лишних контактов. Для выполнения условий ему выделили содержание, которое в то время казалось приличным. Но спустя два года этих денег стало недостаточно.
Недостаточно для него одного, что уж говорить о том, чтобы взять на свое содержание женщину. Случайные связи – это одно, постоянная женщина – совсем другое. Эва сама зарабатывала неплохо, исполняя обязанности бухгалтера в какой-то конторе, но он чувствовал, что роль «просто женщины» ей придется не по вкусу. Она хочет большего, она захочет стать его женой. Как? Как он сможет быть ей мужем, если уже имеет две жены, причем одновременно?
– Тогда зачем ты все это затеял? Зачем начал с ней встречаться, устраивать романтические свидания, лить в уши всякую сентиментальную ерунду? Для нее ты Сол Олистер, американский подданный с финскими корнями. Ты никогда не сможешь назвать ей свое настоящее имя. Да не в этом суть! Черт с ним с именем. Что ты скажешь, когда на улице, идя под руку с Эвой, тебя окликнет какой-нибудь урод и спросит, каково вам жить в шкуре предателя, мистер Маки? А ведь такое может произойти в любой момент. Процесс над «Марком» так широко освещался прессой, что и твое лицо не раз попадало в объектив. И на страницах газет, как ни старались федералы, портрет твой засветился. Да, там ты запечатлен в темных очках и в шляпе, но разве это маскировка? Удивительно, что Эва до сих пор тебя не узнала.
Он знал, почему не отказался от Эвы. Она его последний шанс вернуть свою загубленную жизнь. Да, он предатель, ради спасения собственной шкуры он пожертвовал таким количеством людей, что страшно вспомнить. Но ведь это естественная реакция человека, попавшего в беду. Ему грозила смерть, так почему он должен был думать не о своем спасении, а о чьих-то жалких жизнях? По сути, он спасал свою шкуру. Ему это удалось, почему он должен за это расплачиваться? Он и так несет свой крест – крест предателя. Разве этого мало? Почему он не может начать все сначала?
– Я заслуживаю снисхождения. Сколько мне было, когда пришли энкавэдэшники и коренным образом изменили мою жизнь? Молодой парень, без жизненного опыта, без поддержки старших, какое решение я мог принять? Да и кто спрашивал моего мнения? Стране потребовались добровольцы, им оказался я. Вот и вся история. Я хочу попытать счастья с Эвой. Что для этого нужно? Набраться мужества и снова обратиться к агентам ЦРУ. Пусть позволят мне жениться и повысят сумму на содержание. Пусть раскошелятся. Все-таки «Марк» и правда оказался крутым резидентом. А то, что им не удалось переманить «Марка» на свою сторону, не моя проблема. Решено: завтра с утра поеду в Нью-Йорк, найду агента Джона Хортона и попрошу пересмотреть соглашение. Да, так я и сделаю. А сейчас мне нужно поспать.
