– Заткнись, ты тут вообще новенький, – сказал Тони Ортису.
Братья Пачеко стали защищать Ортиса, все принялись спорить, и начался ужасный бардак. Фелипе и Алисия должны были выйти на поле, пока дело не дошло до беды.
– Тренировка окончена. И если бы это зависело от меня, я бы отменил субботнюю игру, – сказал Фелипе очень серьёзно.
Мы пообещали объединиться, чтобы спасти команду. Но с каждым разом делали только хуже. Чтобы начать что-то исправлять, мне необходимо было поговорить с Камуньясом.
20
Камуньяс открыл дверь, но впускать меня, похоже, не собирался. Он стоял на пороге, скрестив руки на груди, и очень серьёзно на меня смотрел.
– Чего надо, предатель? – спросил он.
– Я – не предатель, – возразил я.
– Видишь теперь, что бывает, когда команда не сплочена? Они отнимают у нас наши места, и теперь ещё мы проиграем Ибиссу, потому что всё это просто катастрофа, – сказал он, не позволяя мне войти.
Камуньяс всегда был ужасно упрямым, но такого уровня упёртости он ещё не достигал никогда.
– Что с тобой происходит, Камуньяс? – спросил я, глядя на него.
Камуньяс некоторое время смотрел на меня. А потом сказал:
– Мой отец сидит в тюрьме. Какие-то китайцы отжали его бизнес и вдобавок пытаются отнять моё место вратаря в команде. Мой лучший друг не защищает меня и не верит мне, думая, что это я напал на агентство, хотя я трижды повторил, что это был не я. Вот что происходит.
– Я верю тебе, – сказал я.
– Не надо врать. Ты не веришь. Ты уверен, что это я забросал кирпичами окна, ведь так, да?
На мгновение меня охватили сомнения.
– Так это был ты или нет? – спросил я.
– Ты пришёл, чтобы задать мне этот вопрос?
Мы снова начинали спорить. А это было послед
нее, чего я хотел.
– Нет. Я пришёл... Я пришёл, чтобы сказать тебе, что я всё ещё твой лучший друг и, что бы ни случилось, всегда им буду. И мне очень жаль, что мы не можем поговорить, обсудить всё.
Мы оба замолчали.
– Заходи, – сказал он, наконец.
– Спасибо, – ответил я.
И вошёл в дом Камуньяса, как V делал это много раз раньше. Мне было очень приятно снова оказаться там.
– Этот китаец хорош, да? – сказал он.
– Очень, – ответил я.
– Такие дела, – сказал Камуньяс.
– Может, поиграем в видеоигры? – спросил я.
Камуньяс рассмеялся. Кажется, впервые с начала учебного года.
– Тебе что, одного спора мало? Хочешь ещё?
– Да без проблем.
Мы с Камуньясом сыграли десяток игр, в итоге закончили ничьей 5:5. Это были лучшие игры, в которые я когда-либо играл в своей жизни.
Я был так счастлив снова играть с Камуньясом, что мне вообще было неважно, выиграю я или проиграю. На мгновение я забыл обо всех проблемах. Мы играли, пока не стемнело.
После этого я пошёл домой. Мне нужно было отдохнуть перед завтрашней игрой. И, конечно, я совершенно не мог ожидать того, как круто всё переменится. Ещё до начала следующего дня.
21
Когда я иду от дома Камуньяса к своему дому, я пересекаю городскую площадь. На площади у нас установлен фонтан со скульптурой-пилоном. Пилон довольно высокий, и мальчики постарше взбираются на него. Они собираются группами по двое-трое и помогают друг другу вскарабкаться. Обычно это происходит на городских праздниках, или когда кто-то хочет признаться в любви девочке, или когда Атлетико или Реал Мадрид выигрывают Лигу.
В ту ночь на пилоне кто-то был. Кто-то один.
Стояла ночь. А он стоял там, на самой высоте, в полном одиночестве.
На площади больше не было ни одного человека.
Подойдя ближе, я смог рассмотреть, что это был мальчик. Я вытаращил глаза от удивления, когда узнал его.
– Вао, ты чего тут делаешь? – крикнул я, запрокинув голову.
Но Вао ничего не ответил. Он, похоже, даже меня не слышал. Вид у него был крайне странный: глаза закатились, он медленно двигался вперёд и, похоже, слабо понимал, что происходит вокруг. Китаец всё ближе и ближе подходил к краю.
– Вао, осторожно! – крикнул я, но Дэн продолжал движение. Ещё один шаг – и он упадёт!
Я подошёл к основанию пилона и ещё раз крикнул:
– Берегись!
Тишина. Тогда я попробовал снова:
– Вао Дэн, спускайся сейчас же!!! Что ты делаешь?
Но Вао или не слышал, или не хотел меня слышать. Он начал делать следующий шаг... в пустоту. И тут я уловил позади себя взрослый голос. Голос кричал что-то по-китайски. Я обернулся и увидел отца Вао, с воплями бегущего к фонтану. В этот момент Вао широко раскрыл глаза и, кажется, начал приходить в себя.
Он попытался сделать шаг назад, но потерял равновесие и упал. К счастью, отец Вао успел подбежать и подхватить сына. В итоге они оба повалились на спины в сантиметре от меня. Если бы я не отпрыгнул, они бы, наверное, меня раздавили.
– У вас всё нормально?
Отец Вао сказал что-то по-китайски, так что слон я не понял, но по интонации догадался, что он был очень зол. Вао потёр рукой лодыжку: похоже, она сильно болела, и идти он не мог. Тогда отец взял его на руки. Перед тем как уйти, он повернулся ко мне и сказал:
– Пожалуйста, ты никому это не говорить. Пожалуйста.
Я молча кивнул. Китаец, согнувшись от тяжести, двинулся по направлению к дому. Когда они уходили, я слышал, как стонет Вао, жалуясь на больную ногу.
На следующий день должен был состояться наш решающий матч. А я только что увидел, как наш основной голкипер, возможно, лучший, которого я когда-либо видел в детской команде, вратарь, которому невозможно забить гол, получил серьёзную травму. Это произошло на моих глазах. И, прямо скажем, при очень странных обстоятельствах. На следующий день все узнают, что у Вао растяжение связки, и он не может играть. Но в тот момент об этом знал только я. Хотя это была та ещё подстава, в глубине души я был счастлив, что у Камуньяса появился шанс.
22
Первый матч игрался в школе Ибисс, которая находилась в трёх автобусных остановках от нас. Школа открылась в этом году. Она была частная, и по всем признакам очень дорогая. Ибисс была больше и новее, чем наша школа: на стенах там не было трещин, а плитка на полу так сияла, что в ней можно было видеть своё отражение.
В колледже были сады, две спортивные площадки и крытый бассейн. Ученики Ибисса носили зелёную форму с белыми рубашками-поло. Футболисты команды были одеты в белую форму с буквой «И» на рубашке.
