А я стоял и мог думать только об одном. Когда мы расходились, я увидел, как Алёна вышла из раздевалки с Тони... держась с ним за руки.
Так. Минуточку.
Тони и Алёна-не-путать-с-Еленой держались за руки! На глазах у всех! Неужели им не было стыдно? О чём они вообще думали?
Я стоял как парализованный. В то время как другие говорили о футболе, Ибиссе и бассейне, я стоял неподвижно, уперевшись взглядом в эти две руки, сцепленные в замок. Неужели больше никто не видел этого безобразия? Они все ослепли, что ли? Нет, один человек всё-таки заметил. Это была Мэрилин. Она стояла рядом и смотрела то на меня, то на Тони с Алёной. То на меня, то на них.
И вдруг она сказала:
– Тебе действительно до сих пор нравится Алёна!
Она произнесла это очень громко, при всех. А для тех, кто не расслышал, она повторила:
– Тебе до сих пор нравится Алёна!
Больше всего на свете я хотел в тот момент провалиться сквозь землю. Думаю, что я покраснел, пожелтел и посинел в одно и то же время.
– Нет, нет, нет, – пробормотал я, слыша смех всех, кто находился там в этот момент.
Тони улыбался во весь рот. Он уже отпустил руку Алёны. И теперь они оба смотрели на меня. Он с улыбкой, она – удивлённо.
Мэрилин убежала. Я не знал, что мне делать. В итоге я решил побежать за Мэрилин. Догнать её было не так-то просто: она бегала очень быстро. Я как идиот промчался вслед за ней несколько кварталов. Я звал её. Просил подождать. Бесполезно.
Честно говоря, я не очень хорошо представлял себе, что буду делать, если догоню Мэрилин.
Наконец, повернув за угол, я вдруг резко наткнулся на неё. Мэрилин выглядела очень раздражённой.
– Тебе всё ещё нравится Алёна, верно? – сказала она. – Какой же дурой я была. Какой дурой!
– Мэрилин, мне очень жаль... – начал было объяснять я.
– Зачем ты устроил весь этот цирк? Зачем целовал меня? Зачем провожал домой, приходил на занятия?
И наконец я решился. Я выдохнул и проговорил:
– Это был поцелуй на спор. Мы поспорили с Камуньясом, и я проиграл... – признался я.
Мэрилин вытаращила глаза.
– Спор? Ты хочешь сказать, что целовал меня на спор?
Вместо того чтобы исправлять ситуацию, я, кажется, делал только хуже.
– Мне не нужно было тебя целовать. Я должен был поцеловать любую девушку... Но ты оказалась рядом, и... В общем, это случайно вышло. На твоём месте мог оказаться кто угодно. Ничего личного, – объяснил я.
– Ничего Личного?! Ты целуешь меня на глазах у всех, и это, по-твоему, ничего личного? Пакет, ты можешь объяснить, что с тобой не так?
Хороший вопрос. Что со мной не так? Зачем я принял участие в таком идиотском пари? Почему поцеловал Мэрилин, а не Алёну, если нравится мне именно она? Всё ужасно запуталось.
– Я несколько раз пытался тебе всё объяснить, но не решался, – промямлил я.
Каждый раз, когда я что-то произносил, Мэрилин ещё шире открывала глаза и ещё больше злилась. Её кулаки были сжаты. Казалось, она в любой момент набросится на меня и изобьёт.
К счастью, в этот момент наше уединение было нарушено Камуньясом.
– Ты что, следил за мной? – спросил я.
– Ты бежал за Мэрилин, а я бежал за тобой. Нельзя, что ли? – сказал Камуньяс.
– Что ты здесь делаешь, придурок? – взорвалась Мэрилин. – Пришёл заключить ещё одно пари?
Камуньяс посмотрел на меня и сказал:
– Ты всё разболтал. Я так и знал...
Я кивнул. Мэрилин посмотрела на нас обоих.
– Ты, – сказала она, глядя на меня, – больше никогда в жизни со мной не разговариваешь, понял?
– Но... – попытался возразить я.
– Никаких «но», – отрезала она и повернулась к Камуньясу. – А ты... ты самый худший... Самый ужасный... Самый...
И тут она его ударила. Вот так вдруг. Мэрилин дала пощёчину Камуньясу! После этого она повернулась и ушла. У неё были причины сердиться. Так что я не пытался её остановить.
– Хорошенькое дело, – проговорил Камуньяс, потирая покрасневшую щёку рукой.
Я пожал плечами.
– Мне очень жаль, – сказал я.
– Ты обещал никому не рассказывать, – Камуньяс продолжал тереть лицо.
– Это было дурацкое пари, – сказал я.
– Никто не заставлял тебя участвовать, – возразил он. И был прав.
– К тому же я был уверен, что ты поцелуешь Алёну. Алёну, а не Мэрилин! – продолжал кипятиться Камуньяс. – И что теперь? Теперь она дала мне пощёчину и не разговаривает со мной. Опять ты всё испортил. Знаешь, Пакет, ты меня достал.
– В чём дело? Почему тебя так волнует Мэрилин? Вы же всегда плохо ладили! – не понял я.
– Это моё дело, – сказал Камуньяс.
Я посмотрел на него. И тут до меня дошло. Как я раньше не догадался?
– Подожди, Камуньяс... Тебе что, нравится Мэрилин?
Камуньяс молчал. Так вот что, оказывается, творилось с моим другом! Вот что больше всего его задевало! Больше, чем пощёчина! Больше, чем китаец, больше, чем я, проголосовавший против него, больше, чем подозрение в нападении на агентство! Вся эта история обижала его потому, что ему нравилась Мэрилин. И его беспокоило то, что я поцеловал её и столько времени проводил с ней вместе.
– Почему ты не сказал раньше? – спросил я.
– Теперь уже неважно. Она никогда меня не простит. Кроме того, я ей не нравлюсь. Я – запасной вратарь. Мой отец в тюрьме. У меня всё наперекосяк!
– Камуньяс, не будь таким, ты сейчас похож на Грустного... – сказал я, пытаясь подбодрить его. Но Камуньяс толкнул меня и сказал:
– Оставь меня в покое.
И тоже ушёл. Я остался один посреди улицы. Что я мог сделать? И тут я услышал у себя за спиной знакомый голос.
– Ты что, заблудился, Пакет?
40
Я обернулся и увидел полицейскую машину. Окошко её было приспущено, и оттуда выглядывала голова моего отца.
– Ты чего стоишь тут как вкопанный? – спросил он. – Потерялся?
В каком-то смысле я действительно потерялся.
Я сказал:
– Прихватишь меня?
Я сел в машину, и мы поехали. Папа совершал патрульный объезд, так что мы с ним проехали по всему городу. А потом остановились на мосту через железную дорогу.
У моего отца есть привычка. Когда он на дежурстве, он всегда заезжает на мост, останавливается, включает радио в машине и слушает музыку, глядя на проезжающий внизу поезд.
– Твоя мать в курсе, что ты здесь? – спросил отец.
