Симона убрала телефон и смотрела на воду, дожидаясь Рида.
– Они завтра приедут, – сказал он. – Я не смог их отговорить.
– Хорошо, потому что приедут Натали с Гарри и, готова спорить, мои родители тоже.
– Думаю, нам придется разжигать гриль.
Она поцеловала его забинтованное плечо.
– Завтра все мне расскажешь. Не сегодня, завтра. Хотя, наверное, завтра уже наступило… Утром, после блинов.
– Договорились. Ты меня спасла. Хобарт могла снова всадить в меня пулю.
– Вряд ли. Но можно сказать, что мы спасли друг друга. И он помог, – добавила Симона, глядя на Барни. – Косточки из черной икры на всю жизнь.
– И жевательные косточки со вкусом шампанского.
– Барни ждет шикарная жизнь… Извини. – Рид достал свой телефон. – Джакоби? Ясно. Да, спасибо, что сообщили.
Некоторое время он молча смотрел на телефон, потом убрал его.
– Хобарт умерла. Смерть зафиксирована в двенадцать тридцать восемь.
– Двадцать второго июля. Ровно тринадцать лет спустя. – Симона взяла его за обе руки. – Сиси сказала бы, что это карма. Так или иначе, Рид, все позади, для нас страница закрыта. Как и для всех людей, которых она хотела убить просто за то, что они выжили.
– Она слышала вой сирены, не могла не слышать, и даже не пыталась сбежать. Так что да, страница закрыта.
Рид поцеловал ее ладони, поцарапанные о камни.
– Мы прогуляемся по берегу, – сказал он, – и начнем новую главу нашей жизни. Поскольку я уже уговорил тебя на первый шаг – жить вместе, я начну уговаривать тебя на второй. Тем более что страница закрыта, а я все-таки раненый.
– Какой второй шаг?
– Ты так и не ответила на мой вопрос насчет шикарной свадьбы. Я предпочел бы простую, но готов к компромиссам.
– Ты только притворяешься, что готов к компромиссам. Шаг первый еще даже не сделан.
– Назначен на сегодня. К тому же: ой, как больно, пожалей меня, я ранен… Они уходят. Пойдем на берег.
Луна разливала свет над водой, брызгала серебром на скалы, давшие убежище Симоне и женщине, которую они оба любили.
Она старалась не смотреть на то место, где пролилась кровь. Время, ветер и дождь ее смоют. А лица погибших будут запечатлены в бронзе и останутся навечно. Симона пойдет с Ридом в завтрашний день, и он тоже останется с ней навсегда.
Они будут вместе ухаживать за домом и за славной, милой собакой и запомнят каждый свой день как драгоценный подарок.
Она повернулась к нему.
– Даже несмотря на то что ты ранен, я не скажу, что готова ко второму шагу.
– Кровь! Швы!
Она снова коснулась губами его плеча.
– Пока что я только скажу, что предпочитаю простые свадьбы.
Он улыбнулся, поцеловал ее пальцы и пошел с ней вдоль берега, а собака бежала за ним по пятам.
Год спустя
В парке, где девятнадцатилетний Рид Квотермейн однажды спросил у офицера Эсси Макви, как стать полицейским, собрались сотни людей. Выжившие в «Даун-Ист» и близкие погибших держали в руках по одной белой розе с веточкой розмарина.
Под летним голубым небом над водой летали белые чайки. В парке носились дети.
Короткую речь произнесла мэр Рокпойнта, потом на трибуну вышла Симона, посмотрела на лица. Их слезы давно уже были выплаканы. Неподалеку стоял Рид вместе со своей и ее семьей.
– Спасибо, госпожа мэр. Хочу выразить благодарность моему отцу, Уорду Ноксу, и моей бабушке, замечательной Сиси Леннон, за то, что они сделали возможным установить эту скульптуру в Рокпойнт-парке. Спасибо моей маме, Тюлип Нокс, за помощь в организации сегодняшнего мероприятия в честь открытия мемориала.
Симона хотела подготовить речь и написала текст, однако получилось формально и выспренно. Поэтому она поступила, как советовала Сиси: говорила то, что шло от сердца.
– Я была там, – начала она, – вечером двадцать второго июля, ровно четырнадцать лет назад. Я потеряла подругу, красивую девушку, – продолжала она, переводя взгляд на семью Олсен. – Подругу, по которой скучаю каждый день, как и многие из вас, кто потерял тогда своих близких и любимых.
Долгое время я пыталась забыть о том трагическом происшествии. Пыталась делать вид, что все давно закончилось и моя жизнь никак не изменилась. Но я ошибалась. Хотя нам следует продолжать жить, мы никогда, никогда не должны забывать.
Вы знаете их лица: сын или дочь, мать или отец, брат или сестра, муж или жена. Вы их знаете. Я тоже их узнала и надеюсь, что теперь никто и никогда их не забудет. Перед нами не памятник, перед нами воспоминание. Я хочу посвятить эту работу не только тем, кого мы любили и потеряли, я хочу посвятить ее всем нам. Все они, как и мы, связаны между собой, но не только трагедией. Любовью.
Рид протянул ей руку и помог спуститься. Симона подождала, пока Эсси и Ми займут свои места по обе стороны скульптуры, задрапированной покрывалом.
– Хорошо. – Она глубоко вздохнула. – Начали.
Все вместе они сняли покрывало.
Более сотни лиц, сплетенные между собой стебельками роз и розмарина, образовывали длинную, изящно изогнутую ленту. Бронзу оттеняла патина мягких синих и зеленых тонов. Внизу, на изогнутом бронзовом основании барельефом были перечислены все имена.
Симона услышала всхлипы. Она сжала руку Рида и не могла заставить себя перевести взгляд с бронзовых лиц на лица плачущих.
Затем она услышала голос Сиси, удивительной Сиси – она пела. «Долгая и извилистая дорога».
Остальные присоединились – сначала нерешительно, затем все смелее, если они знали слова.
Теперь она обернулась. Она увидела сцепленные руки, видела, как люди обнимаются. Видела слезы, видела утешение.
А когда слезы выступили на ее глазах, она повернулась к Риду и в нем нашла утешение.
Когда песня закончилась, люди стали подходить. Некоторые протягивали руку, чтобы коснуться лиц. Кто-то подходил к Симоне, чтобы пожать ей руку или обнять.
Потом Рид подвел к ней женщину.
– Симона, это Лия Паттерсон. Мама Энджи.
– Мне нужно, чтобы вы понимали. – Лия взяла Симону за обе руки. – Мне нужно, чтобы вы понимали, как много это для меня значит. Люди будут знать, что она была. Что она жила. У меня нет таких слов, какие выразили бы мою глубокую благодарность.
Затем Лия подошла к мемориалу и положила свою белую розу на траву возле основания, как делали и другие.
Тюлип подождала, пока толпа поредеет, и подошла к Симоне.
– Я очень тобой горжусь.
– Мы очень тобой гордимся. – Уорд поцеловал ее в щеку и улыбнулся. – Из тебя получился бы ужасный адвокат.
