Вполне вероятно, что сильный недуг и тяжёлое состояние княгини (она, похоже, была почти при смерти, ведь в письме сказано: «Идёт в бесконечный покой») могли быть связаны с очередными родами. Между 1407 и 1422 годами Анастасии пришлось рожать неоднократно. Болезнь могла случиться после появления на свет одного из её сыновей — например Дмитрия, прозванного позднее Шемякой.
Впрочем, события могли разворачиваться и в последние месяцы её жизни, в 1422 году, перед самой её кончиной. Одна лишь фраза из письма вносит сомнения по этому поводу: «…хочет Бог упокоить её от маловременной этой болезненной жизни в оном нестареющем блаженстве». «Нестареющее блаженство» — явный намёк на молодость княгини, что совсем не похоже на описание «старости». В 1422 году ей могло быть предположительно (напомню, что дата её рождения неизвестна) не менее 35 лет или даже больше. Потому что в год бракосочетания — 1400-й — вряд ли она могла быть моложе тринадцати. А в тридцать пять — сорок лет в те времена трудно было назвать княгиню «не старой». Потому и послание могло быть написано ранее 1422 года.
Что тогда может означать получение письма? Только то, что княгине удалось избавиться от «тяжёлой болезни и недуга» и она прожила ещё некоторое время. Молитвы преподобного Кирилла возымели своё действие. Одна из них в конце письма звучит так: «Я, господин, хоть и грешен, а рад Бога молить и Пречистую Его Мать со своей братиицей о тебе, о нашем господине, и о твоей княгине, и о твоих детках, и о всех христианах, находящихся под твоей властью».
Скончалась же княгиня Анастасия 11 июля 1422 года (по некоторым сведениям — 2 июля). Однако произошло это уже после того, как она посетила Москву по приглашению жены своего деверя — Софьи Витовтовны. Та её ненавидела, а потому, возможно, и произошло нечто страшное. «В ту же осень, — сообщает Лицевой летописный свод под 1421 годом, — княгиня Анастасия, жена князя Юрия Дмитриевича, была у своего отца в Москве, вернулась из Москвы за неделю до Рождества Христова». Здесь упоминается «отец» Анастасии. Но это не Юрий Святославич, который к тому времени давно уже скончался, а великий князь Василий Дмитриевич. Неслучайно здесь акцентировано внимание на том, что именно он — «её отец»: это должно было подчеркнуть статус самой княгини. Ведь ещё по завещанию Дмитрия Донского все другие члены великокняжеской семьи должны были «чтить и слушать своего брата старишего в… место своего отца».
Как только Анастасия вернулась из Москвы к мужу в Звенигород, то сразу же слегла. И так уже больше и не поднималась. Трудно не предположить худшее: возможно, она была отравлена в столице, как позднее скончались от ядов некоторые её потомки, да и, вероятнее всего, — её супруг…
Похороны прошли в Вознесенской обители Московского Кремля, основанной великой княгиней Евдокией. Из Лицевого летописного свода XVI века: «Месяца июля в 11 день [1422 года) преставилась княгиня Анастасия, жена князя Юрия Дмитриевича, в Звенигороде, а похоронена она была в Москве в Вознесенском монастыре».
То был особый почёт. Дочь великого князя Смоленского Юрия Святославича и супругу сына Дмитрия Донского князя Юрия Звенигородского и Галичского положили рядом со свекровью — вдовой Дмитрия Донского — в монашестве Евфросинией.
Приняла ли Анастасия монашеский постриг перед кончиной, как это сделала матушка её мужа? Неизвестно. Хотя об этом, скорее всего, официальные летописные источники поспешили бы упомянуть. Но, может быть, и не стали упоминать, чтобы уж слишком «не улучшать мнение» о Юрьевой семье?
Её прах пролежал в пантеоне русских княгинь, великих княгинь и цариц долгие столетия, пока не произошло (повторим это в очередной раз) уничтожение обители, учинённое большевиками в 1928—1929 годах. Ныне саркофаг Анастасии, как и прах самой княгини Анастасии, пытаются идентифицировать учёные. В научных трудах так и пишут: «среди безымянных». До наших дней частично сохранились остатки её надгробия…
Итак, в кругу скончавшихся высокопоставленных женщин из семьи правящего Московского дома была похоронена невестка Евдокии и супруга Юрия, будущего великого князя Московского. Ей же не довелось стать великой княгиней, и она так и не узнала — что такое великокняжеский престол.
Анастасия скончалась, и теперь не могло быть и речи об активных притязаниях со стороны Юрия на Смоленск и Великое княжество Смоленское.
Более всего в её кончине была заинтересована Софья Витовтовна. Она пережила всех — и своего мужа, и Юрия с Анастасией, и многих своих детей (скончалась в 1453 году). Софья продолжала литовскую политику, следовательно, — Смоленск был под её «присмотром».
Но почему сын Евдокии князь Юрий Дмитриевич не женился затем вторично? Как иногда делали другие князья.
На такой вопрос может быть несколько ответов.
Первый — самый простой и «лиричный»: княжеская чета была очень крепкой, они любили друг друга, а потому в возрасте почти пятидесяти лет думать о новой женитьбе Юрию было недосуг.
Но возможны и другие, более «прагматичные» предположения.
Например, если бы у князя не было наследников, то есть нескольких крепких сыновей, не склонных к болезням, то ему бы, видимо, пришлось бы решиться на следующий после кончины супруги брак. В реальности же мы видим обратное. Княгиня Анастасия подарила ему не одного сына, а нескольких. И все они подавали серьёзные надежды, были активными политиками, что покажут дальнейшие события.
Новый брак и новые дети могли породить очередные династические разногласия. И князь этого, видимо, не хотел.
Но мы склонны предполагать в связи с этим даже такой поворот событий. Постоянные духовные поиски князя, его контакты со старцами и наиболее известными монастырскими иноками, известность его как знатока духовных книг подсказывают следующее. Князь Юрий просто принял решение не вступать более в брак и провёл оставшуюся часть жизни в благообразном житии, в одиночестве, без супруги, в окружении своих детей.
На эту мысль нас наталкивает анализ последующих междоусобных споров и поведения князя в самые важные моменты, когда решались вопросы власти в Московском правящем доме. Известно, что он вдруг менял свои решения, да так, что у обычных, «нормальных» людей это вызывало только удивление, как вызывает крайнее непонимание некоторых историков, например, его неожиданный отказ от великокняжеского престола в 1433 году. Престола, к которому он так стремился (дабы свершились правда и справедливость) и который уже занял. И вообще, когда надо было предпринимать некоторые жёсткие действия, он их… не совершал. Когда надо было брать завоёванное, он… не только не брал, но и отдавал. Когда надо было применить физическую силу или убить жестокого врага — он… миловал и отпускал, да ещё и наделял благами, вплоть до уделов и денег.
Действительно, князь много общался с известными духовными подвижниками своей эпохи. Они иногда значительно влияли на его решения и действия. Это странное, на первый взгляд, поведение, на самом деле было отражением его сознательного отношения к власти и понимания её глубокой сути. В этом смысле князь предстаёт перед нами как уникальный и выдающийся «экспериментатор» своего времени. Он пытался совместить почти несовместимое — нравственность и государственность, веру и власть.
