И все изменилось. Теперь Хелена не хотела отходить от парня ни на шаг. Теперь, когда они обрели друг друга.
17 ИЮЛЯ, СРЕДА, ХАРТОЛА
Телефонный звонок застает Саану за чисткой яблока. На экране высвечивается: «Некий Ян».
— Приве-ет! — Саана немного нервничает. Вся потная, она стоит в своих тренировочных леггинсах с наполовину очищенным яблоком в руке. Причем яблоко тут явно лишнее: теперь для поддержания в организме жизни достаточно солнечного света и нового восхитительного чувства.
— Ты там как? — спрашивает Ян. Саана млеет от его низкого, мягкого голоса.
— Вчера какой-то придурок меня едва не переехал, — отвечает Саана и тут же спохватывается: не стоит понапрасну заставлять Яна волноваться.
— У провинциалов на трассах иногда срывает крышу, — комментирует Ян. Они неспешно разговаривают о том о сем. О беговых тропинках в районах Валлила и Виикки и о прогулках в городе. О том, насколько здорово по вечерам бегать, вместо того чтобы зависать где-нибудь с алкоголем. Саане неловко от того, какой поворот принимает их беседа: не хотелось бы излишне фантазировать о своей физической активности. Как ни крути, основное хобби Сааны — возлежание на мягоньком.
— Ну, или в нас начинает говорить возраст, — предполагает Ян, и Саане безумно приятно слышать вот это «нас». Она с удовольствием прогулялась бы с Яном по Ламмассаари. Кстати, он знаком с этим местом: часто катается на велосипеде по окрестностям Старого города. Получается, они даже успокоения ищут в одном и том же районе. Приятно думать, что Саана и Ян уже долгое время связаны друг с другом через Ламмассаари.
Внезапно оба замолкают. Саана чувствует, что Яну хочется рассказать о чем-то, излить душу.
— Мама умерла, — шепчет он. Саана слышит мелкую дрожь в его голосе.
— Соболезную. Если я могу чем-то помочь, только скажи, — говорит она, отчаянно желая оказаться сейчас рядом с Яном.
— Когда мама умерла, я стоял на опушке леса, — продолжает он сипло. — В восемь утра выбежал ненадолго послушать пение ранних пташек, и вдруг у моих ног оказался черный дрозд. 08:07. Он стоял на границе между травой и песчаной дорожкой. Внимательно оглядывался по сторонам. И потом посмотрел на меня — осознанно, понимающе так. Будто прилетел сказать, что все хорошо, — говорит Ян и замолкает.
Саана почти не дышит.
— Думаешь, я того? — спрашивает Ян и тихонько хмыкает.
— Нет, конечно, — Саана пытается голосом передать все свое сочувствие, поделиться силой. — Ты сейчас где? Я приду, — решительно заявляет она. Еще свежи воспоминания о дне, когда умерла ее мама. О том, как хотелось оттолкнуть других, отдалиться от них, и в то же время кому-нибудь выплакаться.
Саана нежно перебирает волосы Яна. Они уже какое-то время просто сидят в тишине. Она — на переднем пассажирском сиденье, он — на месте водителя, положив голову Саане на колени. Она просто гладит его, не говоря ни слова, потому что слов до сих пор нет. Да и кому они сейчас нужны. Время слов наступит потом.
Саана размышляет о планах Яна. Неожиданно, что он до сих пор в Хартоле. Наверное, это как-то связано со смертью банкира. Очевидно, болтовня местных об убийстве обернулась правдой, иначе зачем бы столичным детективам околачиваться в Хартоле? Но спрашивать она не будет. Они продолжают молча сидеть, пока Ян не поднимается, принявшись энергично тереть лицо.
— Спасибо, тяжело все это, — шепотом произносит он и заводит машину. — Тебя куда-нибудь подбросить? — спрашивает он куда более уверенным тоном. — Мне, в принципе, по пути. Поеду в Хельсинки к отцу.
Саана восхищенно наблюдает за мужчиной. Даже в таком состоянии он красив. И силен. Еще мгновение назад был так слаб и беззащитен, а сейчас преисполнен решимости.
— Ну, раз сам предложил, отвези меня к тете, пожалуйста. Адрес помнишь? — смущенно спрашивает Саана. Она чувствует, что Ян пока выжидает. Что он включил рабочий режим и хочет того же от Сааны. Она расслабленно откидывается на спинку сиденья и, сбитая с толку, опять не знает, чем обернутся их отношения.
Вечером Ян останавливает велосипед на пляже Хернесаари и потирает виски. В голове звенит от слез. Отец все организовал сам. Простился с мамой и проводил ее в лучший мир. Ян счастлив, что отец смог разделить с мамой последние минуты ее жизни.
Глаза распухли, голова раскалывается — и все же он бодр, как уже давно не был. Чувства обострились. Вернулась прежняя наблюдательность. Словно до этого момента Ян жил в полусне.
Он гонит на велосипеде, пытаясь оторваться от бездонной скорби. Хернесаари полнится отзвуками нежного поплескивания воды и волн, мягко обивающих береговые камни. Порывы холодного ветра хлещут по щекам, обдавая запахами соли и водорослей. Вдалеке виднеется Пихлаясаари. Беспокойство, охватившее Яна, похоже, не собирается покидать его — даже велопрогулка оказалась бессильна. Изнутри Яна распирают избыточность и в то же время недостаточность всего происходящего.
Быстрый взгляд на телефон — ничего. Он продолжает путь. Из Хернесаари в Руохолахти, оттуда — на трассу Баана и к заливу Тееле. Пересекая железнодорожный мост около Линнунлаулу, Ян чувствует, как скрип путей заполняет собой всю его голову. В Каллио слух цепляется за радостный детский смех, за музыку, урывками доносящуюся из открытых окон проезжающих мимо автомобилей. Обоняние вдруг тоже включается в работу, подсовывая Яну давно забытые запахи: бензина, жареного лука (в многоквартирном доме кто-то готовит), табака (курильщики на балконах), крема от загара, лета. Запах лета отложился у Яна в личной библиотеке обонятельных радостей еще в детстве. Взрослому человеку почти не под силу разложить тот или иной аромат на составляющие. Или это скорее ощущение? Обонятельный образ. Ян покупает себе полосатый фруктовый лед «Амппари». Воспоминания о детстве неразрывно связаны с мамой. Ян прогуливается, откусывая зараз одну полосочку фруктового льда. Сначала красную, потом желтую. От холода болят зубы и жжет в горле.
Позже, по дороге к отцу, Ян ощущает прохладу металлического поручня в метро, трещинки на старых пластиковых оболочках перил эскалатора на станции «Железнодорожный вокзал». Потом, поднявшись на поверхность, он чувствует нежность солнца. Раскаленный асфальт у станции метро пахнет сразу всем, что в него втоптали и плюнули: упавшими кусочками еды, жвачками, мороженым, ночной блевотиной, мочой. Около клумб приторговывают веществами. Глядя на наркоманов, хочется кинуться всем на помощь. И в то же время каждый из них опасен. Глаза блестят, поведение непредсказуемое.
Ян сосредотачивается на мыслях о работе и раскладывает по полочкам расследование убийств с клеймом. Когда идешь, мозг разворачивает перед глазами такие картины, которые никогда не увидишь, сидя на месте. В сознании мелькают детали дела. Труп Ларса, список владельцев микроавтобуса, кандидаты на роль третьего короля, хартольский пастор, Юлия. Работе удается потеснить мысли о маме, но Саана продолжает то и дело всплывать в голове. Просто она другая. Не такая, как женщины, которых он встречал ранее. Это некоторым образом все усложняет, рождает страх. Ян понимает, что снова улыбается, стоит лишь попытаться не думать о Саане. Пугает то, как он позволил себе быть с ней таким слабым, таким беззащитным и полным скорби.
