– Ты его мать.
Он сел, и я, сама того не желая, облегченно вздохнула. Ведь я снова могла свободно дышать.
– А теперь поднимайся. Ты уже достаточно отдыхала.
* * *
У него еще и дочь. Я увидела ее, только когда он помог мне подняться. Прямая, как палка, бледная и очень серьезная, она стояла в дверном проеме – не знаю, с какого времени. На ней была пижама, явно слишком большая. Мне показалось, девочка что-то прижимала к груди. Потом я различила рыжую шерсть. И уши. Какой-то зверек.
– Ханна, – сказал мужчина, – мама пришла в себя.
Девочка не шевельнулась. На вид она была чуть младше мальчика. Ниже ростом и более хрупкая. Тот же острый подбородок, те же жидкие волосы, только светлые.
У этого чудовища двое детей.
– Ну же, Ханна. – Он нетерпеливо поманил ее. – Подходи, не бойся, и покажи ей Фройляйн Тинки. Мама наконец-то вернулась.
Девочка прищурила глаза. Разумеется, от нее не могло укрыться, что с мамой что-то не так. На диване в гостиной сидела, ссутулившись, незнакомая женщина. Девочка видела, что я не ее мама. Я произнесла одними губами:
– Помоги мне.
Девочка продолжала буравить меня взглядом. Потом развернулась на пятках и скрылась в коридоре или примыкающей комнате.
Я беспомощно закрыла рот ладонью и задышала сквозь пальцы. Меня охватила паника, в ушах зазвенело. Откуда-то издалека доносился его голос:
– Дети скучали по тебе, вам многое следует наверстать.
– Но… это невозможно. – Собственный голос казался мне искаженным и чуждым.
– Вот твои дети. Я твой муж. У нас счастливая семья.
– Это не мои дети, – проскулил чужой голос.
– У нас счастливая семья. Я твой муж, – снова и снова. – Я твой муж, вот твои дети. Кроме нас, у тебя никого нет. Будет лучше, если ты осознаешь это.
Я затрясла головой. Вообще-то хотелось покачать ею, но я как будто забыла, как это делается. Его рука метнулась ко мне, сомкнулась на челюсти, сдавила щеки. У него сверкнули зрачки, желваки заиграли. Хищник, охотник, монстр – и отныне мой супруг. Мой муж не шутил – и в тот момент, очевидно, хотел напомнить мне об этом.
– Знаешь, какой бывает звук, если проломить кому-то череп, Лена? Как будто арбуз разбивают об пол. Памм!
Я вздрогнула.
– Именно так – памм! Интересный звук.
* * *
Полицейские молчат. Кажется, им просто нечего сказать, и по их лицам ничего невозможно прочесть. Меня вдруг охватывает страх, словно я сказала что-то не то. Затем к страху примешивается нечто другое. Что-то холодное, тянущее. Вина. Меня гложет чувство вины, Лена, потому что я ношу твой шрам.
– Он похитил меня, чтобы дать своим детям новую мать, – заключаю я и без сил откидываюсь на подушку. В том числе, вероятно, чтобы избегнуть их взглядов. Смотрю в потолок. – Какое сегодня число?
Ханна
Сестра Рут заново заварила чай и теперь намазывает мне хлеб маслом. Должно быть, кто-то забыл запереть ящик стола, откуда она достала нож. Я сказала ей, что еще не время принимать пищу, но сестра Рут, вероятно, испугалась, поскольку у меня громко заурчало в животе. Будучи медсестрой, она должна знать, что это всего лишь воздух у меня в желудке, и моему здоровью ничто не угрожает. Только она, кажется, и не слушала меня толком, когда я пыталась объяснить ей, почему урчит в животе и что это означает. Вместо этого она принялась извиняться, потому что только теперь догадалась что-нибудь предложить мне, хотя прошло уже столько времени.
– Вот, – говорит сестра Рут и ставит передо мной тарелку, прямо на рисунок с моей семьей. Только папина голова с красным пятном сбоку выглядывает из-под тарелки, потому что он самый высокий из нас. – В семь открывается кафетерий, можно будет раздобыть что-нибудь другое. По средам у них подают чудесные яблочные пироги. Тебе обязательно стоит попробовать.
Я говорю «спасибо». Всегда нужно быть вежливым.
– Ну же, угощайся, Ханна, – говорит сестра Рут.
Беру намазанный маслом хлеб и кусаю по-мышиному. Папа тоже приносит хлеб, когда возвращается с покупками, но только одну упаковку, потому что хлеб быстро плесневеет, а плесень вредна для здоровья.
Сестра Рут стоит у стола и наблюдает, как я ем.
– Когда поешь, тебе не помешает прилечь. – Она кивает на кровать, стоящую слева, возле металлического шкафа. – У тебя выдалась долгая ночь. Отдых пойдет тебе на пользу.
– Но я думала, мы пойдем к маме. – Я откладываю хлеб на тарелку.
– Конечно, пойдем. Но перед этим я хочу переговорить с полицейским.
– По поводу дедушки?
Сестра Рут подбирает хлеб с тарелки и снова сует его мне обратно в руку.
– В том числе. Прошу, Ханна, поешь еще хоть немного. Знаю, трудно себя заставить, но попробуй сделать хотя бы пару укусов, ладно?
Я делаю пять, потому что пять кажется мне хорошим числом. По одному за каждого в семье. За маму, за папу, за Фройляйн Тинки, за себя и за Йонатана самый большой, потому что ему пришлось вычищать ковер.
– Больше не сможешь? – спрашивает сестра Рут.
Я мотаю головой. Обкусанный бутерброд теперь имеет контуры Африки. После Азии это второй по величине континент. Там обитают львы, зебры и черные шакалы.
– Ну тогда пойдем, – говорит сестра Рут и выдвигает мой стул, держась за спинку, чтобы я могла встать.
Кровать в комнате отдыха довольно жесткая, а из постельных принадлежностей на ней только простыня. Сестра Рут достает из шкафа подушку и свернутое одеяло и закутывает меня. У меня закрываются глаза, хоть я и не хочу засыпать, чтобы не пропустить момент, когда можно будет проведать маму. Сестра Рут садится на край кровати и начинает гладить меня по волосам. Я представляю, как будто меня гладит мама.
– Рассказать тебе что-нибудь перед сном? – спрашивает ее голос.
Я киваю.
– О чем тебе хочется послушать?
– Мне нравится, когда мама рассказывает про звезды, – отвечаю я шепотом.
Это никакой не секрет, и мне незачем шептать, но голос тоже вдруг ослаб.
– Звезды. Так, ладно, – произносит сестра Рут. – Дай-ка подумать… да, я знаю. Моя дочь услышала эту историю в детском саду, и мне потом частенько приходилось пересказывать ее дома. Особенно если ей бывало грустно и я хотела приободрить ее.
– Нина, сладкоежка, – шепчу я усталым голосом.
– Да. – Сестра Рут смеется. – Нина, сладкоежка. Итак: жили как-то две звезды. Большая, ослепительно-красная, и маленькая, чей свет был еще не так ярок. Они были лучшими друзьями. Днем звезды спали, чтобы к ночи набраться сил, а с наступлением темноты резвились на небе. Маленькая звезда восхищалась ярким сиянием своей старшей подруги и старалась испускать такой же красивый свет. Как-то вечером, когда день уже клонился к закату, а ночь только подбиралась, маленькую звезду разбудил громкий хлопок. Она испуганно огляделась, но не могла разгадать причину такого оглушительного шума. Тогда рядом послышался спокойный голос старшей звезды: «Все хорошо, звездочка. Не пугайся и поспи еще немного. Обещаю, этой ночью я буду светить особенно ярко, для тебя одной».
