Так как армия Корнилова удвоилась, он решил, что пора приступить к выполнению главной задачи похода — к захвату кубанской столицы. Ставки этого сражения были высоки: в случае успеха Белое движение сможет организовать военную базу, сформировать сильную казачью армию, в то время как его враги будут распоряжаться лишь нерегулярными отрядами. В случае же поражения существование Добровольческий армии будет под угрозой. Было слишком рискованно идти против вражеской армии в три или даже четыре раза большей по численности, но уверенность Корнилова была основана на череде победных сражений Кубанской кампании.
Корнилов тщательно планировал операцию. Как часто происходило и ранее, ему удалось взять врасплох врага, перейдя реку Кубань западнее Екатеринодара, в станице Елизаветинской. Полк генерала Казановича легко одолел небольшой отряд большевиков, пытавшийся помешать форсированию реки. Бригада Богаевского также удачно переправилась на другую сторону реки 8 апреля. Но Корнилов допустил ошибку. 10 апреля он срочно приказал начать атаку Екатеринодара, в то время как бригада Маркова еще не завершила переход реки.
Сопротивление большевиков оказалось неожиданно ожесточенным. Нам неизвестна точная цифра численности красных в городе, но если верить белым, то их было около 18 тысяч. В этот раз Добровольческая армия сражалась до последнего, но большевики не отступили. Возможно, Красной армии поднимал боевой дух тот факт, что во время сражения в кубанской столице проходил съезд Советов.
Красным удалось отбить первую волну нападающих еще до того, как подоспела бригада Маркова. Координация между полками Добровольческой армии сразу же нарушилась. Казанович, например, продолжал наступать, надвигаясь на город, но потом обнаружил, что полк Корнилова не прикрывает его левый фланг, как ожидалось, и был вынужден отступить. Потери обеих сторон были велики. Добровольческая армия потеряла ряд доблестных командиров, среди них полковник Неженцев, наверное, ближайший друг Корнилова. Но потери большевиков превышали потери белых в пять или шесть раз. Было убито пятнадцать тысяч большевиков, и это свидетельствовало о том, что успех зависит не столько от преданности идее, сколько от военного искусства.
12 апреля Корнилов созвал первый военный совет со времен Ольгинской. Участники были приглашены обсудить сложившееся положение: план атаки против превышающего по численности и лучше экипированного противника провалился. Корнилов начал совещание в обычной своей манере, заявив, не спрашивая мнения других, что он собирается продолжать атаку. Деникин, Романовский и Богаевский посоветовали остеречься и отступить, но Быч с Филимоновым поддержали Корнилова. Марков не участвовал в обсуждении, тихонько похрапывая. После пробуждения он сказал, что не спал в течение сорока восьми часов, а раз даже он устал настолько, что не способен бодрствовать, то солдаты, должно быть, находятся в еще худшем состоянии. В конце концов совещание поддержало предложение Алексеева о продолжении атаки после однодневного отдыха.
Согласно независимым свидетельствам генералов Деникина, Богаевского, Казановича, Корнилов не верил в успех операции, а считал это смертоносным предприятием. Он сказал Казановичу: «Конечно, мы все можем пасть здесь, но, я считаю, лучше умереть с честью. Отступить сейчас — значит начать медленно умирать. У нас нет ни еды, ни боевых припасов. Это будет похоже на медленную агонию».
Корнилов был еще более откровенен с Деникиным. Деникин вспоминал:
«— Лавр Георгиевич, почему вы так твердо стоите на своем? [Деникин спрашивал о предстоящей атаке.]
— У нас нет другого выхода, Антон Иванович. Если нам не удастся захватить Екатеринодар, мне останется лишь пустить пулю себе в лоб.
— Вы не можете сделать это. Это будет означать, что тысячи жизней были принесены в жертву напрасно. Почему бы нам не оставить Екатеринодар, отдохнуть, набраться сил, а потом организовать новую операцию? В случае неудачной атаки отступление вряд ли будет возможным.
— Вы поведете их назад.
Я встал и возбужденно сказал:
— Ваше превосходительство! Если генерал Корнилов совершит самоубийство, никто не сможет отвести его армию — она окончательно погибнет».
Утром 13 апреля случайный снаряд убил Корнилова; он взорвался рядом с его штабом. Генерал Деникин, немедленно сформировавший временное командование, напрасно пытался держать смерть Корнилова в секрете. Новость оказала шокирующий эффект на войска, которые после пятидневного боя тяжело переживали поражение. Добровольческая армия оказалась на грани паники.
Алексеев издал приказ о назначении Деникина командующим армией в тот же день, когда объявил о смерти Корнилова. Интересен тот факт, что он создал армию и был против того, чтобы ее возглавлял Корнилов, но сам не сделал ни единой попытки, чтобы самому возглавить ее. Может быть, потому, что поход подорвал его и без того ухудшающееся здоровье и он чувствовал, что физически не способен выполнять такую важную роль.
Алексеев полностью доверял Деникину. Когда он был главнокомандующим при Временном правительстве, Деникин был начальником его штаба и они прекрасно сработались. К тому же Деникин ни разу не разочаровал его: в течение нескольких месяцев сотрудничество двух генералов происходило гладко; несмотря на временные разногласия, они никогда не теряли уважения друг к другу. Старшие офицеры также питали к Деникину глубокое уважение. В последние месяцы Алексеев жил в тени Корнилова, который с ним никогда не советовался, а Деникин сам участвовал в разработке стратегии и стал вторым самым влиятельным человеком в армии. Для старших офицеров было очевидно, что место Корнилова должен занять именно Деникин.
Очевидно, что Корнилов, будь он жив, погубил бы армию, пытаясь взять Екатеринодар. Деникин, который и раньше считал правильным отступить, понимал, что смерть командующего так сильно подорвала моральный дух, что победа просто невозможна. И он ни минуты не колебался, прежде чем отдать приказ об отступлении. После консультации с Филимоновым, Алексеевым и Романовским Деникин приказал возобновить поход 13 апреля. Так как путь был свободен лишь на север, ему не пришлось долго выбирать направление. У большевиков опять появилась прекрасная возможность уничтожить Добровольческую армию. Тем не менее Сорокину, красному командиру, не удалось серьезно прижать белых. Как писал Сухоруков, советский автор, «вместо того, чтобы продолжать сражение с контрреволюционерами, что было бы все еще опасно, Сорокин вернулся в Екатеринодар, чтобы устраивать парады и демонстрации, выставляя тело Корнилова, которое было сожжено после ненужного спектакля».
Генерал-лейтенант Антон Деникин
Деникин прекрасно знал об опасности, которая угрожала его армии, и вел себя соответственно, отдав приказ на отход как можно быстрее. Он провел несколько боев с небольшими большевистскими отрядами, но Добровольческой армии удалось избежать столкновения с основными силами красных. Чтобы ускорить движение, Деникин принял крайние меры. После кровавого сражения за Екатеринодар в Добровольческой армии было очень много раненых, и большой обоз очень замедлял марш армии. Деникин приказал 64 тяжелораненым с двумя врачами и тремя медсестрами остаться в станице Елизаветинской. После нескольких дней похода 119 раненых с врачами и медсестрами остались в станице Дядьковской. Позднее в станице Ильинской было оставлено 28 человек. Добровольческая армия освободила заложников, взятых в местах, где оставляли раненых. Решение оставлять раненых сильно подрывало моральный дух армии, но у Деникина не было другого выбора. Повозки, которые везли раненых, нужны были, чтобы повысить маневренность добровольцев. Согласно белым источникам, 136 человек из 211, оставленных в станицах и попавших в руки красным, выжили.
