Деникин испытал давление монархистов — некоторых рядовых и даже командиров, например Дроздовского, который принадлежал к одному из тайных обществ. Такие разные люди, как лидер кадетской партии П. Н. Милюков, монархист В. В. Шульгин (сыгравший важную роль в отречении царя от престола) и генерал А. С. Лукомский, давали один и тот же совет. Алексеев склонялся прислушаться к совету монархистов, но Деникин был твердо уверен, что будущее устройство государства должно решаться на Учредительном собрании.
Твердость Деникина сослужила большую службу антибольшевистскому движению. Ассоциация Добровольческой армии с умершим царским режимом в дальнейшем привлекла многих союзников, например большую часть русских крестьян.
У Деникина имелось несколько важных аргументов против монархизма, но он также не поддерживал созыв Учредительного собрания. Он сам лично предпочитал конституционную монархию, но никогда не позволял своим взглядам влиять на что-либо, так как верил, что его маленькая армия не имеет права решать такие важные вопросы за всех русских людей.
Разногласия между командованием армии усугублялись. Без сомнения, кто-то покинул армию, так как был не согласен с провозглашенными принципами, а многие офицеры сражались бы с большим энтузиазмом под царским знаменем. Если бы Корнилов был жив, этой проблемы не существовало бы. Его авторитет среди войск был абсолютным, поэтому никаких недовольств бы не возникло. Деникин был не таким обаятельным руководителем, и в прошлом его заслуги не были такими значительными. Чтобы исправить ситуацию, вместе с Алексеевым в середине мая он издал «Декларацию Добровольческой армии».
«1. Добровольческая армия борется за спасение России путем:
а) создания сильной дисциплинированной и патриотической армии;
б) беспощадной борьбы с большевиками;
в) установления в стране единства и правового порядка.
2. Стремясь к совместной работе со всеми русскими людьми государственно мыслящими, Добровольческая армия не может принять партийной окраски.
3. Вопросы о формах государственного строя являются следующими этапами, они станут отражением воли русского народа после освобождения от рабской неволи и стихийного помешательства.
4. Никаких сношений ни с немцами, ни с большевиками. Единственно приемлемые положения: уход из пределов России первых и разоружение и сдача вторых».
Два руководителя решили обсудить политические вопросы со своими товарищами, для этого они 18 мая устроили собрание, на котором присутствовали все офицеры. Алексеев говорил об опасности сотрудничества с Германией, а Деникин говорил о монархизме:
«У России есть мощная армия, солдаты которой знают, как умирать и как побеждать. Но когда солдаты начинают задумываться о стратегии, о войне и мире, о монархии или республике, армия разваливается. Кажется, именно это сейчас и происходит. Нашей единственной задачей является борьба за освобождение России от большевиков, но многих не устраивает такая позиция. Они требуют немедленно поднять флаг монархии. Зачем? Чтобы разделить нас на лагеря и начать междоусобную войну? Чтобы три тысячи человек ставропольской милиции, с которыми мы сейчас ведем переговоры и которые против монархии, присоединились к Красной армии? Как мы, маленькая горстка людей, имеем право решать судьбу нашей страны без ее согласия, без согласия русских людей?»
Таким же опасным разногласием, каким был спор между монархистами и республиканцами, было разногласие между донскими и кубанскими казаками и вождями армии. Даже несмотря на наплыв русских офицеров в мае и июне, 50–70 процентов армии составляли кубанские казаки, а офицеры и казаки принадлежали к разным мирам. Деникин воспринимал проблему казачьего сепаратизма с удивительным равнодушием: он распустил казачьи подразделения, он унизил казаков, поставив их ниже офицеров, а также выступал против любого проявления независимой политики Рады и кубанского правительства.
Но Рада не испугалась: она послала делегацию к Скоропадскому, невзирая на недовольство Добровольческой армии. Переговоры, тем не менее, не принесли никакого результата. Украинское правительство согласилось поддержать Кубань только при условии, что Кубань войдет в состав Украины. Делегаты отказались от предложения частично из-за прогерманской ориентации Киева, частично из-за того, что понимали: их собственное правительство безнадежно слабое.
Кубанские лидеры также имели дела непосредственно с Красновым. Из-за германофильской политики Краснова представители Кубани не одобрили его план Доно-Кавказского союза, и сотрудничество между донскими и кубанскими казаками никогда не было тесным. Кубанские казаки не могли найти лучших союзников, чем Добровольческая армия. Но этот союз был условным; казаки присоединились к Добровольческой армии не потому, что разделяли ее идеологию и цели, а потому, что только эта организация обещала быстрое освобождение их родной земли.
Близорукость, характеризующая отношение Деникина к казачьей части своей армии, еще яснее видна в его отношении к атаману Дона, генералу Краснову. Личные черты генералов были прямо противоположными: Деникин — скромный, упрямый, совершенно честный и немного туповатый, в то время как Краснов — тщеславен и расчетлив. Между ними сразу возникла взаимная неприязнь, и, что самое неприятное, эти чувства влияли на все их действия и поступки.
Тем не менее, неправильно сводить конфликт между Доном и Добровольческой армией к конфликту двух людей, так как он зародился еще до того, как Краснов стал атаманом. Когда в начале мая Деникин получил известие об освобождении Новочеркасска казачьей армией, он послал генерала Кислякова наладить контакт с антибольшевистским Доном. Доклад Кислякова разочаровал Деникина. Временное правительство Новочеркасска вежливо, но твердо отказалось от предложения Деникина объединить их силы, также стало ясно, что казаки не разделяют враждебного отношения Деникина к немцам.
Деникин наблюдал за событиями в Новочеркасске с растущим беспокойством. Он несправедливо обвинял Краснова в появлении казачьего национализма, который играл большую роль во всех решениях «Круга спасения Дона». Его раздражали показные манифестации этого национализма, новый флаг и гимн. Еще больше он был поражен изменениями атмосферы в Новочеркасске, исключением иногородних из правительства Войска, возвращением к системе царских времен.
Плакат Белого движения
Первая встреча генерала Краснова и командования Добровольческой армии состоялась 28 мая в станице Манычской. Добровольческую армию представляли генералы Алексеев, Деникин, Романовский и атаман Филимонов, вместе с Красновым были генерал Богаевский и полковник Бикадоров. Встреча началась в час дня и продолжалась до позднего вечера, проходила в атмосфере враждебности. Для ее участников стало ясно, что и речи не может идти о тесном сотрудничестве Деникина и Краснова, которое существовало между Алексеевым и Калединым несколько месяцев назад. Каледин, который был на десять лет старше Деникина, имел репутацию одного из лучших генералов русской армии во время войны и уже командовал дивизией в 1914 году. Деникин, человек строгой морали, воспринимал бы Каледина как равного и не предпринимал бы попыток подчинить его себе. Краснова же он считал выскочкой. Он так и не понял, что революционная обстановка все перевернула; даже когда он нуждался в Краснове гораздо больше, чем атаман в нем, возможно, он считал его своим подчиненным, читая ему лекции и указывая ему, что делать. Краснова такое отношение возмущало. В своих мемуарах он писал, что сказал Деникину, что не потерпит его тон, так как он «больше не генерал теперь, а глава пяти миллионов человек».
