И все же из-за мысли о Хафизе и Ордене по груди Сорайи полоснул острый нож невозможной надежды — а также гнева, чуть не высосавшего всю надежду обратно. «Нет. Не думай о Хафизе, не думай, что они предлагает что-то возможное. Это не решит насущные проблемы, а прямо сейчас Хафиз только вставляет тебе палки в колеса, как и всегда».
Кроме того, частично из-за Хафиза «Гала» и нависла над точкой невозврата — из-за грандиозных планов Хафиза, пока они проворачивали темные делишки за спиной Сорайи, из-за воровства Хафиза у всех, пока они объявляли себя спасителем человечества, из-за бредовых фантазий Хафиза, пока они спихивали собственно сохранение жизней на плечи Сорайи, рассчитывая, что она будет снова и снова достраивать лагерь, а Хафиз и Орден — дальше загребать славу чужими руками.
Никто не хотел тянуть на себе лагерь и решать реально существующие проблемы «Галы». И никто другой не примет ответственность на себя, когда Сорайе придется разворачивать корабли, полные людей. Родители, дети и младенцы и так каждый день едва не отдавали жизни, лишь бы добраться сюда, а теперь Сорайе придется обречь их на смерть в ожидании, потому что это у нее не хватает для них кислорода. Все, кто ей отказывал, в том числе Хафиз, — им-то не придется говорить: «Нет, вы не можете пристыковаться, я знаю, что вас там ждет медленная смерть, но, если вы пристыкуетесь, мы все тоже умрем, извините, до свидания». Впрочем, зная Хафиза, Сорайя думала, что они будут не прочь сказать все это слово в слово.
О Великая Мать, больше всего Сорайе хотелось включить какое-нибудь видео, выключить мозг и проспать неделю. Она потерла глаза, и ее взгляд упал на яркие картины пальцами и восковыми мелками, которые она приклеивала аккуратными рядами у себя над пультом. Она сохраняла каждый врученный подарок — чем более импровизированный и неумелый, тем лучше. Но рисунки детей она повесила здесь, потому что ей нужно было видеть их каждый день так же, как этим юным иммигрантам нужна была она.
Сорайя уперлась лбом в ладони. Думай. Выжми кровь из камня. Раньше ведь получалось.
В голову приходили только два варианта: невозможный и еще более невозможный. Можно на удаче и чистой силе воли ввести в строй новые бараки — или убедить Гань-Дэ наконец перенести лагерь на поверхность. Второе — безнадежно. Но блок бараков — он уже есть, он построен — может, не до конца, но выручит хотя бы в следующие несколько недель…
— Сорайя? — Мангаджей выглянула из-за пласт-шторки своей рабочей ниши. — Блок J сообщает, что у них в белковом лишайнике завелись грибковые блохи. Спрашивают, им все равно раздавать еду людям или нет?
Черт.
— А Сирипорн только что прислала отчет, что ей снова пришлось перекрыть секцию Зета в блоке К. К ним поступили предупреждения об утечке. Но она хотела напомнить, что от секции Эта и выше датчики сломаны, так что она не знает, не стоит ли перекрыть и их в качестве превентивной меры.
Сорайя прижала к переносице большой палец.
— Сколько у нас там проживает людей?
— Эм-м, не знаю. Сейчас найду.
— Эй, Сорайя, — окликнул ее из-за Мангаджей четырнадцатилетний помощник Ифа. — Тебе вызов от армейцев. Примешь?
— Давай, — отозвалась Сорайя. «Твою мать». Им-то что понадобилось? Войсковое подразделение Гань-Дэ, расположенное у них, задумывалось как официальный орган правопорядка в лагере «Гала», но на практике сотрудники Сорайи без конца вели изматывающие игры, чтобы защищать беженцев от них. Меньше всего проблем было от самых ленивых солдат.
Но и отклонить вызов нельзя.
Она махнула Мангаджей, чтобы та подождала, и глубоко вдохнула долбаный драгоценный кислород, стараясь на миг забыть об ошеломительном грузе работы, которой даже не обязана была заниматься — и которую без нее никто не сделает. Потом тапнула по мигающему курсору на экране.
— Привет, Сорайя. — Ганьдэский солдат придвинулся к камере. — Хорошо выглядишь.
— Давай к делу, Энлиль. Что надо?
— Мы поймали на входе парочку клановцев: они пытались подключиться к энергосети. Мы бы, понятно, и сами с ними разобрались, но тут один из них говорит, что знает тебя. — Он ухмыльнулся.
«Хочешь сказать, один из них заплатил тебе за этот звонок», — подумала Сорайя. Вздохнула.
— Зови.
Энлиль отодвинулся и раскрыл двоих у себя за спиной — высокую смуглую женщину с жестким лицом, на котором действительно красовалась гипатская клановая татуировка, а рядом…
А. Нико. Ребенок хренова президента хренова Хайяма.
Сорайя подавила желание отвернуться и истерически расхохотаться. Или разрыдаться. Она отлично знала, зачем здесь Нико, и на это у нее уже не хватало никаких долбаных сил. Но при этом она была не в том положении, чтобы отказывать человеку со связями на Хайяме — особенно когда она отправила на планету уже тридцать прошений о помощи.
— Впусти их, — сказала она Энлилю. — Я кого-нибудь пошлю, чтобы их встретили.
Ну вот, весь день наперекосяк.
***
— Привет! Привет. Дальше их забираю я. — Мимо вороватого ганьдэского солдата протиснулся подросток-гипатец и широко улыбнулся Асале и Нико полным ртом кривых зубов. Из одежды минимум на три размера больше торчали щуплые конечности.
— А ты кто? — спросила Асала.
— Ифа. Я отведу вас к Сорайе. Йер!..
Последнее слово относилось к появлению вихря, оказавшегося маленькой девочкой, что опрометью пронеслась мимо Ифы и обхватила ноги Асалы.
— Привет, — услышала Асала приглушенные слова от своих коленей. — Я Йер. Я твой новый друг!
— Не обращайте внимания, — сказал Ифа, стараясь отодрать девочку от Асалы. — Это моя сестричка, простите, я за ней присматриваю. Пошли, Йер, отпусти тетю.
Асала задушила порыв рявкнуть на этих детей. Но через пару секунд, пока Ифа пытался разомкнуть все более цепкие объятья сестры, раздражение уже затмилось тревожной печалью из-за отчаяния девочки. Йер была еще слишком маленькой для полной клановой татуировки, но цвет и стиль кольца вокруг глаза соответствовали более сложным знакам Ифы, и Асалу не надо было спрашивать, что случилось с их родителями или другими старейшинами клана.
Наконец Ифа умудрился разжать хватку Йер и пожертвовать собой. Девочка схватилась за руку старшего брата, как приклеенная. Свободной рукой Ифа махнул Асале и Нико, чтобы они шли за ним, и дети свернули за угол, прочь из зон ожидания, заполненных беженцами с мертвыми глазами, которые ожидали шестьсот часов, пока им дадут место.
По пути Асала, как обычно, оглядывалась, регистрируя в памяти детали. Из-за увиденного она нервничала все больше и больше. Они то опускались, то поднимались на нерабочие корабли через навечно раскрытые шлюзы, в сплавленные швы между которыми добавляли металлогерметик, — казалось, на них достаточно дохнуть, и они расцепятся. Асала немало времени провела на кораблях, и это местечко…
