— Кстати, пользуясь случаем, хотелось бы попросить немного рассказать о родном Гласанте.
Не думаю, что город так уж его интересовал, но куда приятнее разговаривать с красивой женщиной о чем угодно, а не выслушивать мои обвинения в предстоящем голоде.
— Да что о нем много рассказывать? — Тереза пожала плечами. Которые благодаря особому фасону платья для верховой езды были обнажены, а они у нее точеные. — Город немал, и в наших краях уступает только Клаундстону, но остальное! Вечные крики прожорливых чаек, вонь на берегу от гниющих водорослей, тесные кривые улочки. А эта матросня с прибывающих в порт кораблей! Они же раздевают глазами! И постоянно слышишь от них непристойности, причем в полный голос. Никакого уважения к людям благородной крови. Быдло — оно и есть быдло! Нет, как бы мне хотелось перебраться в столицу! Уверена, подобного там не происходит.
И Тереза, как показалось — со значением, посмотрела на меня. Я удачно сделал вид, что ее взгляда не заметил. Единственный увиденный портовый город — Квандстор, мне по-настоящему понравился. И крики чаек не раздражали, и от водорослей чувствовал не вонь — запах. Острый, ни с чем не сравнимый, но запах. А на матросов всегда поглядывал с легкой завистью. Все они бывали в экзотических странах, где другие обычаи, пища, развлечения и сами люди. Там, где возможно, побывать не удастся никогда.
Между Терезой и Клаусом завязался оживленный разговор, но я уже их не слышал, вспоминая разговор с ночным гостем, у которого такая своеобразная манера говорить. Как будто бы и акцента нет, и в словах поставлены правильные ударения, и тем не менее, что-то с его речью было не так. Как будто он долго не говорил на языке, на котором мы общались. Но действительно, чтобы я мог бы попросить у Пятиликого? Цель для своей никчемной жизни? Славу, богатство, что-то еще? Я и сейчас, когда успел немало поразмыслить над этим, ответа не находил. Мертвых действительно вернуть к жизни нельзя. Как и невозможно перенестись на много лет назад, когда были живы мама и папа. Но даже, если бы смог, чтобы мне это дало? Пережить их смерть, вернее, убийство на моих глазах еще раз? Или хотя бы попытаться что-то изменить? Как? Предупредив? Отец прекрасно все знал и, тем не менее, ничего не смог сделать. Я и сам выжил совершенно случайно.
И все-таки, как же хотелось, чтобы у меня было такое же детство, как и у многих других. Чтобы мама рассказывала перед сном сказки, чтобы ждать с нетерпением прихода отца, который обязательно принесет какое-нибудь лакомство, или игрушку. Или даже просто погладит по голове. Разве это так много?
Мне было всего несколько лет, когда их не стало. Но почему-то на всю жизнь запомнились сказанные однажды отцом слова. После случая, когда я, раздосадованный проигрышем в какую-то детскую игру, наговорил своем сопернику кучу злых слов. В том числе, что род его настолько захудалый, что хуже только у нашего конюха. Не знаю, как узнал отец, но он сказал.
— Даниэль, любой человек имеет право смотреть на другого свысока только в том случае, если помогает ему подняться. Запомни это, и обязательно передай своим детям, когда они у тебя появятся.
Передавать мне пока некому, но передам обязательно, если они у меня когда-нибудь будут.
И все-таки кто он, мой ночной гость, который не любит вино из ежевики? Очередная моя парейдолия, или прав настоятель Игнатиус, и я всячески пытаюсь отрицать очевидное?
— Ой, такой красивый лужок! — посреди разговора с Клаусом восхитилась Тереза. — А какие на нем цветы! Непременно нужно посмотреть на них поближе.
И девушка, ловко пустив коня вскачь почти с места, умчалась по направлению к ним.
— Восхитительная особа! — глядя ей вслед, заметил сар Штраузен. — И, по-моему, у меня есть шанс.
— Вполне может быть, — пожал плечами я.
Ну а почему бы и нет? Видно же, что Тереза привыкла ни в чем себе не отказывать. И почему бы ей вдруг не испытать чувство к сыну одного из самых богатых и влиятельных людей Ландаргии? Встречи со мной? Кто из нас не делал ошибок? Не удивлюсь, если Тереза попросит, чтобы я держал втайне от Клауса все то, что между нами произошло. Но предупредить Клауса, был обязан.
— В разговоре с Огюстом Ставличером, бургомистр недвусмысленно намекнул, что лучше держаться от нее подальше.
— И почему?
— Во избежание неприятностей с родней Терезы, а власти у них в этих краях, судя по его же словам, больше чем у короля. Имеются прецеденты, хоть в подробности он не пускался.
— Это ты мне как моя нянька говоришь? Или просто приревновал?
— И то, и другое сразу.
— Буду иметь в виду. Кстати, Даниэль, давно хотел рассказать тебе, но все случая не было.
— Что-то важное?
— С какой стороны посмотреть.
— Ну так не откладывай.
— Вернее, признаться.
— Сар Штраузен, не тяни!
— В общем, отец в письме настоятельно рекомендовал задержаться в Нантунете. Пока либо все не успокоится, либо не прояснится.
Я посмотрел на него, и он был совершенно серьезен.
— Получается, решение отправиться в Клаундстон стало полностью твоим, вопреки его воле?
— Полностью.
Святой Пятиликий, а я все корил отца Клауса в легкомыслии. И еще в том, что он не обладает всей информацией. И вдруг оказывается, что его сын поступил на свое усмотрение. Подвергнув ненужному риску и себя и других. «Любого другого на конюшне плетьми бы выпороли, и поделом!», — зло подумал я. И все-таки сдержался.
— Теперь уже поздно что-то менять, слишком далеко все зашло.
И не по этой ли причине я узнал только сейчас? Иначе, был бы горячо против. Да что там, просто-напросто не позволил бы ему сделать очевидную глупость.
— Что ты обо всем этом думаешь? Даниэль, не молчи!
— Клаус, ответь мне единственное. Отец не рекомендовал, или был категорически против?
Понятия не имею, какие у него инструкции. И те, который Клаус получил у отца еще в столице, и другие, уже в пути.
— Ну, как бы тебе объяснить… — начал мямлить он.
— Клаус!
— Скажем так — отец настаивал.
И ты, посчитав, что наконец-то приобрел достаточно прав, чтобы стать самостоятельным, пренебрег мнением человека, у которого опыта в подобных делах намного больше, чем у всех нас вместе взятых?
— И почему ты его ослушался? — мягко спросил я.
Пенять ему, а тем более серьезно выговаривать сейчас уже было лишним. И потому всего-то хотелось знать причины.
— Даниэль! — мой собеседник гордо вскинул голову. — Хорош я буду на своем месте, если каждое слово отца станет для меня приказом. До Гладстуара далеко, обстоятельства меняются чуть ли не ежедневно, и потому у него не получится реагировать так быстро, как можем мы. Пока все идет хорошо, и без особых проблем.
