4. Настоящий приказ довести до начальников штабов дивизий включительно.
Ставка Верховного Главнокомандования
И. СТАЛИН А. АНТОНОВ».
В армии, как известно, приказы не обсуждаются, а выполняются. Не принято обижаться и на их строгость. Тем не менее Ватутин — редкий случай среди военачальников — набрался смелости, чтобы оспорить приказ, подписанный самим Сталиным. На подобные шаги решались единицы, в том числе Жуков и Василевский, отстаивая свою точку зрения, когда Верховный был неправ. Но дальше всех, пишут некоторые историки, пошёл генерал армии И. Р. Апанасенко, являвшийся до своей гибели на Курской дуге заместителем Ватутина на Воронежском фронте. В начале войны этот военачальник командовал Дальневосточным фронтом. Сталин отдал приказ перебросить оттуда часть войск на советско-германский фронт, что и было сделано. Но когда дело дошло до противотанковых пушек, Апанасенко взорвался. «Ты что? — заявил он Сталину. — Ты что делаешь?! Мать твою так-перетак!.. А если японец нападёт, чем я буду защищать Дальний Восток? Лампасами?! Снимай с должности, расстреливай, но орудия не отдам!» В результате вождь согласился с доводами Апанасенко.
Николай Федорович, зная не понаслышке крутой нрав Верховного, хорошо понимал, на что идёт и какие могут быть последствия. За свою строптивость он вполне мог разделить участь своего начальника штаба. И всё же решился. Это еще один дополнительный штрих к его характеру — твёрдому и цельному. Ватутин без промедления составил ответную телеграмму Антонову. К слову сказать, своему однокашнику по Академии Генерального штаба. Документ этот сохранился, вот его текст:
«Зам. начальника Генштаба т. Антонову.
Только лично
На №14982.
С вашей директивой я позволю себе в корне не согласиться, так как она совершенно не соответствует действительности, и не знаю, на каких данных она основана. Управление Киевской операцией было мною организовано следующим образом: в период со 2 по 6 ноября 1943 г. я, член Военного совета Хрущев, командующий артиллерией Варенцов, командующий ВВС Красовский, начальник ГМЧ Яровой (каждый с группой командиров), зам. нач. штаба фронта Виноградов с группой командиров штаба фронта, зам. командующего артиллерией фронта по ПВО находились непрерывно на наблюдательном пункте высота 175,9, что 2 км зап. Ново-Петровцы и на ВПУ — Старо-Петровцы. Здесь я имел непрерывно личное общение с Москаленко, Рыбалко, Корольковым (командиром 7 арт. корпуса), со всеми командирами авиакорпусов и, кроме того, имел с ними бесперебойную проводную связь, всегда немедленно влиял на ход боя. С этого же наблюдательного пункта я имел совершенно бесперебойную связь по ВЧ с Черняховским, Пуховым, Жмаченко, Трофименко (то есть со всеми армиями), со штабом 2 воздушной армии и с Москвой. Кроме того, я имел связь со всеми командирами стрелковых корпусов и танковых корпусов и имел возможность немедленно реагировать на их действия. Кроме того, при Рыбалко был непрерывно Штевнев и его заместитель Петров, которые находились при танковых корпусах и лично проводили в жизнь мою волю. Больше того, я мог говорить по телефону с каждым командиром дивизии и мог лично видеться с ними. Поочередно в 51 ск, у Рыбалко и в 23 ск находился мой заместитель товарищ Гречко. Всё изложенное выше является неоспоримыми фактами, в правильности которых может убедиться любой ваш представитель, ибо это факты. Во второй половине дня 6 ноября 1943 г. я лично с членом Военного совета Крайнюковым и нач. штаба фронта Ивановым посетил Москаленко и Рыбалко, видел их войска, на месте поставил задачи и только к утру 7.11.43 г. прибыл в Трибухово (свой основной КП), чтобы сдвинуть Пухова и сдвинуть во что бы то ни стало с букринского плацдарма 40 и 27 армии, а также организовать надёжную оборону района Фастов выдвижением туда пехоты, чтобы освободить оттуда Рыбалко, организовать работу тыла и перенос своего КП в район Белгорода зап. Киева. Эти задачи я во многом уже разрешил. Считаю, что изложенная выше организация управления во многом обеспечила успешное выполнение задачи по прорыву фронта противника, овладению Киевом и развитию успеха. Не меньшее значение имела предварительная работа по подготовке операции. Военным советом фронта проведена глубокая работа со всеми командирами корпусов, дивизий и бригад 60, 38 армий и 3 гв. ТА, 7 арт. корпуса. Я вынужден это написать потому, что на протяжении всего периода с 5.7.43 г. отдельные лица относятся к нашему фронту совершенно необъективно и льют грязь на любую положительную работу. Я убежден, что и ваша директива явилась в результате какого-либо совершенно необъективного документа. Прошу этот мой доклад доложить лично товарищу Сталину, которого я убедительно прошу прочесть его. Одновременно докладываю, что сейчас действительно имеется ряд трудностей и недочётов в управлении и связи, по которым принимаются меры. В каждом корпусе и армии имеются люди от Военного совета фронта. Товарищ Гречко сейчас у Рыбалко. Туда же выехал Штевнев. Инспектор кавалерии с рацией — в 1 гв. кк. Зам. нач. артиллерии фронта — в 38 армии. На левый фланг 38 армии выехал член Военного совета товарищ Крайнюков. Во исполнение вашей директивы я выслал ещё четыре группы командиров штаба со средствами связи, пересмотрел проволочную и радиосвязь, наметил меры улучшения. Начальник штаба фронта т. Иванов предупрежден, к нему вообще предъявляются высокие требования. Однако я должен для объективности доложить, что он является молодым, растущим, трудолюбивым, энергичным и положительным штабным командиром. Ватутин 10.11.43 г.».
На телеграмму Ватутина никакой реакции не последовало. Скорее всего, Антонов преподнёс её Сталину в выгодном для себя свете. Известно, что Антонов, пользуясь постоянными отъездами Василевского в действующую армию, очень сблизился со Сталиным. Верховный доверял Алексею Иннокентьевичу, считался с его мнением, проводил вдвоём с ним долгие часы, обсуждая положение на фронтах. Кто-то из историков даже подсчитал, что Антонов в период 1943—1945 годов побывал в кабинете Сталина 238 раз. Это больше, чем кто-либо из руководителей Наркомата обороны и вооруженных сил, и больше, чем все командующие всеми фронтами за всё время войны, вместе взятые. Так что не было ничего удивительного в том, что обращение Ватутина к Верховному главнокомандующему осталось без ответа. Ещё один штрих к портрету Антонова. По воспоминаниям подчиненных, Алексей Иннокентьевич был очень скуп на награды. Вполне возможно, что с его подачи не были отмечены заслуги Ватутина. Но это лишь версия автора.
В соответствии с приказом Ставки место генерала Иванова занял генерал-лейтенант А. Н. Боголюбов, до этого занимавший должность начальника штаба Северо-Западного фронта. Николай Фёдорович хорошо знал Боголюбова — вместе учились в Академии Генерального штаба. Это был всесторонне подготовленный военачальник, обладающий широким оперативно-тактическим кругозором. Однако его кандидатуру с Ватутиным никто не обсуждал, хотя такого рода назначения, как правило, с командующим фронтом согласовываются. Ведь руководитель должен знать, с кем ему предстоит работать плечом к плечу. Тем более что должность начальника штаба — одна из ключевых в армейском звене управления любого уровня. Батальон это или Генеральный штаб. Не случайно ещё в 1941 году Генштаб своей директивой чётко определил, как должны складываться отношения командира и начальника штаба: «Правильные взаимоотношения штабов и командиров являются одной из важнейших основ успешного руководства войсками в бою и операции. Они помогают устранять многочисленные трения на войне и обеспечивают твёрдое управление войсками».
