Суть их сводилась к оценке разведывательных сведений о германской армии, полученных за последние месяцы в связи с анализом ее операций в Западной и Северной Европе. Однако мои соображения, основанные на данных о своих войсках и сведениях разведки, не произвели впечатления. Тут истекло отпущенное мне время, и разбор был прерван. Слово пытался взять Н. Ф. Ватутин. Но Николаю Федоровичу его не дали. И. В. Сталин обратился к народному комиссару обороны. С. К. Тимошенко меня не поддержал. Больше никто из присутствовавших военачальников слова не просил. И. В. Сталин прошелся по кабинету, остановился, помолчал и сказал:
— Товарищ Тимошенко просил назначить начальником Генерального штаба товарища Жукова. Давайте согласимся!
Возражений, естественно, не последовало».
Сопоставляя рассказ Жукова и рассказ Мерецкова, нельзя не заметить, что Жуков в своих воспоминаниях не стал акцентировать внимание на эпизоде, когда Сталин подверг обструкции Мерецкова за якобы недостоверные разведданные. Как считает военный историк С. П. Куличкин, «Сталин хотел услышать совсем не то, что говорил Мерецков, и это его раздражало. Слишком уж обескураживающими были сведения начальника Генерального штаба». Обескураживающие, но правдивые и объективные данные готовил Ватутин, и он как раз попытался взять слово, доказать достоверность сведений и реальное положение дел. Однако слова ему не дали. Впервые Ватутин ощутил сталинский гнев, который рикошетом зацепил и его.
С начала февраля просторный кабинет Мерецкова уже обживал генерал армии Г. К. Жуков, третий при Ватутине начальник Генерального штаба РККА. Мерецков, предшественник Жукова, пробыл в этой должности всего полгода. Хотя всегда считалось, что для полноценного становления начальника Генерального штаба требуется не менее 3—4 лет. Примечательно, что на посту руководителя Оперативного управления тоже за несколько лет сменилось немало начальников. Кадровая чехарда, начавшаяся в 1937 году, к сожалению, считалась привычным явлением, что не способствовало качественному решению вопросов стратегического планирования и подготовке вооруженных сил к предстоящей войне.
Жуков непросто входил в роль начальника Генерального штаба. И на то были свои причины. Георгий Константинович до мозга костей был выраженным строевым командиром и никогда не тяготел к штабной службе, не было у него для этой должности и основательного образования. «Я не имел до этого опыта штабной работы, — рассказал он много лет спустя писателю К. М. Симонову, — и к началу войны, по моему собственному ощущению, не был достаточно опытным и подготовленным начальником Генерального штаба, не говоря уже о том, что по своей натуре и по опыту службы тяготел не к штабной, а к командной деятельности».
О природной нерасположенности Жукова к штабной работе свидетельствуют записи старших начальников в его аттестациях. Вот одна из них: «Может быть использован с пользой для дела по должности помкомдива или командира мехсоединения при условии пропуска через соответствующие курсы. На штабную или преподавательскую работу назначен быть не может — органически её ненавидит». Подписал этот документ 8 ноября 1930 года командир 7-й Самарской кавдивизии К. К. Рокоссовский, будущий Маршал Советского Союза. А когда в кабинете Сталина в присутствии Жукова решался вопрос о новом начальнике Генштаба, Георгий Константинович прямо заявил вождю:
— Я никогда не работал в штабах. Всегда был в строю. Начальником Генерального штаба быть не могу.
Однако любые возражения Сталину в тот период были бесполезны. Поэтому Жукову пришлось занять должность и ещё сказать при этом вождю спасибо «за оказанное высокое доверие». Вскоре Георгий Константинович стал энергично и напористо, что было ему свойственно, осваивать новое ответственное дело.
«Весь февраль был занят тщательным изучением дел, непосредственно относящихся к деятельности Генерального штаба, — пишет он в «Воспоминаниях и размышлениях». — Работал по 15—16 часов в сутки, часто оставался ночевать в служебном кабинете. Не могу сказать, что я тотчас же вошел в курс многогранной деятельности Генерального штаба. Все это далось не сразу. Большую помощь мне оказали Н. Ф. Ватутин, Г. К. Маландин, А. М. Василевский, В. Д. Иванов, А. И. Шимонаев, Н. И. Четвериков и другие работники Генерального штаба».
Первой фамилию Ватутина Жуков поставил не случайно. Именно Николай Федорович сразу стал его правой рукой. И по должности (13 февраля 1941 года Ватутин был назначен 1-м заместителем начальника Генерального штаба, то есть Жукова), и по профессиональным качествам Ватутин являлся, без всякого преувеличения, одним из самых высокообразованных работников Генштаба и, говоря словами Жукова, обладал «широтой стратегического мышления». К сказанному добавим ещё один штрих. В феврале того же года Указом Президиума Верховного Совета СССР «за успешное выполнение боевых заданий и выдающиеся достижения в боевой и политической подготовке и воспитании войск» Ватутин был награждён высшим орденом страны — орденом Ленина. Эту награду Николай Федорович получил в Кремле из рук самого «всесоюзного старосты» М. И. Калинина. Так что опираться Жукову было на кого.
Новое повышение по службе, высокая награда Родины, полное доверие со стороны Жукова окрыляли Ватутина. Но он был не из тех людей, у кого могла закружиться голова от достигнутой высоты и блеска воинских отличий. «Звёздный» хмель ни раньше, ни сейчас его не дурманил. Трудился Николай Федорович без устали, не замечая ни дней, ни ночей, а при его напряженной работе они уже не шли — стремительно летели. Генеральный штаб, в котором он был вторым лицом, выполнял огромную оперативную, организационную и мобилизационную работу, являясь основным аппаратом наркома обороны.
В первой половине февраля Жуков и Ватутин подробно доложили наркому обороны Тимошенко о серьёзных недостатках в организации и боевой готовности войск Красной армии, а также о состоянии мобилизационных запасов, особенно по снарядам и авиационным бомбам. Кроме того, было отмечено, что промышленность не успевает выполнять заказы наркомата на боевую технику. Вызывало также особую тревогу сосредоточение большого количества немецких войск в Восточной Пруссии, Польше и на Балканах. Общий вывод руководителей Генштаба был неутешителен: ввиду сложности военно-политической обстановки оборона гигантской страны находится в неудовлетворительном состоянии, необходимо принять срочные меры и устранить имеющиеся недостатки в обороне западных границ и в вооруженных силах.
— Всё это хорошо известно руководству, — ответил Тимошенко. — Думаю, в данное время страна не в состоянии дать нам что-либо большее.
И тем не менее эти вопросы были доложены Сталину. По его поручению предложения руководителей военного ведомства были внесены в правительство. Надо сказать, что в принятом в последнем мирном народно-хозяйственном плане на 1941 год был предусмотрен значительный рост оборонной промышленности.
Безусловно, Ватутин, как и Жуков, реально смотрел на положение дел, хотя он не мог не понимать, что его доклады вряд ли воодушевят руководство армии и страны. В конце февраля того же года у наркома обороны состоялось совещание, на котором Ватутин выступил с докладом о состоянии железных дорог в приграничных военных округах. Картина, которую он нарисовал, тоже оказалась безрадостной.
