Сталинградская битва, в которой решалась судьба страны, началась 17 июля 1942 года. Гитлер планировал захватить Сталинград — крупный транспортный узел стратегически важных речных и сухопутных маршрутов, объединявших центр страны с южными регионами. Овладев городом на Волге, немцы не только перерезали бы крупную артерию Советского Союза и создали серьёзные проблемы со снабжением Красной армии, но и надежно прикрыли бы свои наступающие на Кавказ войска.
Поэтому в тот период всё внимание Ставки было приковано к Сталинграду. Операции других фронтов, в том числе Воронежского, носили скорее вспомогательный характер. Но это вовсе не означало, что они не вели активные боевые действия. Ставка ВКГ требовала от командования Воронежского фронта регулярно наносить удары по противнику, не давая ему возможности перебрасывать свои танковые и моторизованные части с Воронежского направления на Сталинградское. Ранее несколько боеспособных соединений с правобережья Дона противник всё же успел туда перебросить. На смену закаленным в боях германским дивизиям пришли войска сателлитов — итальянцы и венгры. Однако это не снизило накала боёв. Они продолжались на дальних и ближних подступах к Воронежу, в пригороде и на улицах, на захваченных больших плацдармах и маленьких пятачках земли... По подсчётам историков, сражение за Воронеж длилось 212 дней и ночей, половина из них пришлась на время командования фронтом Ватутиным.
В последних числах июля в штаб фронта поступил приказ №227 «О мерах по укреплению дисциплины и порядка в Красной Армии и запрещении самовольного отхода с боевых позиций», получивший сразу название как приказ «Ни шагу назад!». Николай Федорович знал, что его проект готовил Василевский. Потом дорабатывал Сталин, он же и подписал этот документ 27 июля. Жесткий, категоричный тон приказа обращал на себя внимание суровостью правды, нелицеприятностью разговора Верховного главнокомандующего с каждым, кто сейчас находился на фронте, начиная от простого солдата и кончая командующим фронтом.
Читая приказ, Ватутин с горечью воспринимал резкие слова, адресованные и в свой адрес. Нет, в документе не назывались конкретные имена и фамилии, но в нём шла речь о Воронежском направлении, за которое он, как командующий фронтом, теперь отвечал в первую очередь:
«Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется вглубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа.
Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа. Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа из Москвы, покрыв свои знамена позором.
Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток».
Куда более жесткие формулировки в нём содержались дальше: «Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило... Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять Родину. Паникеры и трусы должны истребляться на месте. Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование — ни шагу назад без приказа высшего командования».
Особую ответственность этот суровый документ возлагал непосредственно на командующих фронтами:
«1. Военным советам фронтов и прежде всего командующим фронтами:
а) безусловно ликвидировать отступательные настроения в войсках и железной рукой пресекать пропаганду о том, что мы можем и должны якобы отступать и дальше на восток, что от такого отступления не будет якобы вреда;
б) безусловно снимать с поста и направлять в Ставку для привлечения к военному суду командующих армиями, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций без приказа командования фронта;
в) сформировать в пределах фронта от одного до трех (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить свои преступления против Родины».
По поручению Ватутина этот приказ немедленно был зачитан в частях и подразделениях до роты (эскадрильи) включительно. Сам Николай Федорович сразу же выступил перед офицерами и генералами управления фронта.
— Этот приказ, — сказал Ватутин, — должен знать каждый командир, политработник и боец, где бы он ни находился — на передовой, во втором эшелоне, в госпитале... Дальше отступать мы не можем и не имеем права. Иначе останемся без хлеба, топлива и металла. И ваш первейший долг, товарищи, помочь донести это до сознания каждого воина нашего фронта. Пусть каждый поймет, что от его мужества и отваги во многом зависит судьба родины. Надо сказать всем суровую и горькую правду, и люди нас поймут.
«Приказ нам доводили под роспись, чтобы каждый лично нёс ответственность за его неукоснительное выполнение, — рассказывал автору этих строк Герой Советского Союза генерал-майор в отставке Ф. В. Ванин, в 1942 году командовавший стрелковой ротой 836-го стрелкового полка 240-й дивизии Воронежского фронта. — В течение первых дней после выхода приказа №227 одному из взводов моей роты пришлось выполнять функции заградотряда. Приказом, как известно, предписывалось сформировать в пределах армии 3—5 хорошо вооруженных заградительных отрядов, поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей расстреливать на месте паникеров и трусов и тем помочь честным бойцам дивизий выполнить свой долг перед Родиной. К счастью, моим подчиненным не довелось стрелять по своим. В то же время они задержали несколько человек, которые самовольно оставили боевые порядки. Одним из задержанных был офицер в звании капитана. Он шел в тыл под видом раненого. Правая рука у него была перебинтована. Но при проверке оказалось, что на теле капитана нет ни единой царапины. Задержанный был передан в особый отдел дивизии».
Приказом Ватутина на Воронежском фронте был сформирован отдельный штрафной батальон, позднее получивший номер «9». Больше на тот момент не требовалось, поскольку трусов, паникеров и дезертиров в массовом количестве не отмечалось. Дело было здесь не в страхе перед наказанием. Вернее, не только в нём. Важнее другое: люди понимали, что дальше пускать немцев нельзя, их надо остановить во что бы то ни стало, доказать, что русский солдат на своей земле сильнее и крепче захватчика. В целом фронт в тот период крепко держал оборону, одновременно постоянно контратакуя противника.
