– Я пришла… – негромко уронила Айлин и положила руку на голову Аластора в точности так же, как недавно гладила Пушка.
Запустила пальцы в светлые волосы, замерла, прислушиваясь к биению собственного сердца… Не говоря ни слова, Ал немного повернулся и уткнулся лицом в ее колени, замер, а потом как-то странно вздохнул, словно захлебываясь воздухом.
– Я… не знаю, что говорить, – честно призналась Айлин, продолжая гладить и перебирать длинные пряди волос, удивительно мягкие для мужчины. – Сейчас что ни скажи, будет только больнее. Когда умер мой отец, меня утешали тем, что мы встретимся в Садах, но твой малыш, он ведь так и не успел прийти в этот мир. Так что я не знаю, встретитесь ли вы там и сможете ли узнать друг друга… Но я точно знаю, что душа гораздо старше тела, она мудрее, и ей известно больше, чем мы видим и слышим здесь. Душа этого ребенка наверняка понимала, как вы ее любили и ждали ее рождения, и эту память о любви она заберет с собой в Претемные Сады. Ал, мне жаль, мне так ужасно жаль! Плохие вещи… иногда они просто случаются, и с этим ничего нельзя поделать. Может быть, именно этот ребенок еще вернется к тебе в следующий раз, ведь он уже будет знать, что здесь он желанен и любим…
Ее голос оборвался, и рука соскользнула. Аластор перехватил ладонь Айлин и прижался губами к ее пальцам, все так же не говоря ни слова. Переведя дыхание, Айлин продолжила:
– Там за дверью лорд-канцлер Аранвен. Он так переживает о тебе! Не только как о короле, понимаешь? И магистр Роверстан – тоже. И все остальные… я уверена, весь Дорвенант скорбит вместе с тобой. Ты очень нужен ему, Ал. Нужен мне… И Лу, когда он вернется. И своей жене! Ее величество Беатрис… Ей очень плохо сейчас, кто еще сможет обнять ее, утешить, сказать, что она ни в чем не виновата… Она наверняка хочет…
– Не хочет, – перебил ее Аластор, и Айлин вздрогнула, услышав этот глухой и словно безжизненный голос. – Беатрис меня прогнала. Она думает, что я не должен видеть ее больной и некрасивой. Что я подлец, который может разлюбить ее из-за этого.
– Ей больно, – вздохнула Айлин, чувствуя на губах какой-то соленый привкус. Кажется, у нее потекли слезы, а она и не заметила. – Ал, ты же сам знаешь, когда человеку по-настоящему больно, не все могут попросить о помощи. Некоторые прячутся, как раненый зверь – в нору. Она тебя очень любит, просто сейчас ей слишком плохо. А для тебя она хочет быть самой лучшей и прекрасной, это же понятно.
– Нет, непонятно, – упрямо возразил Аластор, и в его голосе наконец-то начали прорезаться живые нотки. – Я же все равно ее люблю. Красивую или некрасивую, здоровую или больную – любую. Только знаешь… Я ее ни в чем не виню, честное слово! Просто я сейчас вдруг понял, что мы с ней видели друг друга… ну… ненастоящими. Когда бы я ни пришел, у нее всегда прическа – волосок к волоску, платья как на картине, драгоценности… Даже в постели – драгоценности! Когда уже ничего другого нет, а… Ладно, это тебе точно не нужно знать, прости! Но ты меня понимаешь? Я ведь и сам всегда старался показаться ей как можно лучше! Чистым, нарядным, готовым на что угодно, хоть комплименты говорить, хоть на руках носить… А теперь думаю, вдруг мы и не любили друг друга? Вдруг просто не видели друг друга такими, какие мы на самом деле? Вот с тобой все иначе. Я помню, какая ты спросонья, когда еще растрепанная, глаза припухшие, гребень в волосах застревает… Помню, когда несчастная, испуганная, злая… И ты меня видела всяким. Да что там, ты же меня на коленях держала, когда из меня только что кишки не лезли! Мне… никаким перед тобой показаться не стыдно. Как и перед Лу, понимаешь? Вы меня оба… насквозь видели, не то что без парадного камзола! А я ее, свою жену, нет. Никогда. И она меня – тоже. Как будто я… ну не знаю… паладин, а она – принцесса. Только сказочные, из детской книжки или пьесы в уличном балагане. Все такое красивое, блестящее, а приглядись – фальшивка. И она боится показаться мне настоящей. Как будто я узнаю о ней что-то такое, после чего разлюблю. Как будто наша любовь – она только для солнечных дней, а пойди дождь – и ее смоет… И я знаю, что не должен о ней так думать, что Беатрис меня любит, всем сердцем любит, как только может! Она с ума сходит от любви ко мне, а я ее предаю такими мыслями. Но я ведь только хотел сказать, что тоже ее люблю! Успокоить! Пообещать, что всегда буду рядом! Разве это плохо? Разве для этого надо быть безупречной красавицей? Той самой Беатрис, по которой все сходят с ума? Зачем ей это сейчас?!
Он всхлипнул, и Айлин, у которой сердце разрывалось от жалости и нежности, крепче прижала к себе встрепанную белокурую голову. Действительно, как можно ей стыдиться Аластора или Лу? Они же… родные. Как часть ее самой! Это все равно, что стыдиться собственных рук или глаз! А у королевы с Аластором какая-то совсем другая любовь… Понятно, что Аластору обидно. Он хотел помочь, поддержать! Он ведь и правда такой… паладин. Вечно пытается всех спасти, уберечь, окружить заботой. И для него самое страшное, что именно сейчас он совершенно ничего не может сделать. Вот совсем! А то, что пытается дать, его жена отвергает. Они как будто стоят на разных берегах реки и кричат друг другу, но не слышат, что отвечает другой…
– Все будет хорошо, Ал, – шепнула она, обнимая Аластора и покачиваясь вместе с ним, будто укачивая ребенка. – Все будет хорошо… Вы это переживете. Она тебя поймет, когда снова сможет думать, не задыхаясь от боли. И ты поймешь… Это все потому, что она тебя любит. Очень-очень любит! А мы просто будем рядом. И я, и Лу… Это ведь совсем иное, правда? Она твоя жена, а мы… мы твоя часть, как ты – наша. Я сама не знала, что так бывает. Прости, что натворила такое…
– Айлин, я бы с ума сошел, если бы ты не пришла, – сказал Аластор все еще чужим и странным, но уже живым голосом. – Просто сошел бы с ума. Наверное, это похоже на Бездну. Падаешь в нее и падаешь, а сделать ничего не можешь. Я не знаю, почему со мной такое было! Но это… жутко.
– Я понимаю, – кивнула Айлин. – Со мной – тоже. Когда у меня на глазах убили мэтра Кристофа. Да, и правда похоже на Бездну. Но сейчас уже легче, правда? Тебе бы разумника…
Она затаила дыхание, ожидая, что скажет Аластор. Мужчины так не любят лечиться! А к разумникам даже маги относятся с предубеждением, считая, что с собственным разумом и душой нужно справляться самим.
– Ну, разве что Дункана позвать, – рассудительно отозвался Аластор, и Айлин с облегчением перевела дух. – Другим я как-то не очень доверяю, а он и мастер отменный, и знает уже обо мне столько, что другого давно пришлось бы взять под стражу.
Он хмыкнул и совершенно как Пушок потерся щекой о ее ладонь. «Это он серьезно про стражу? – изумилась Айлин. – Или все-таки шутка? Благие Семеро, но какое счастье, что оживает! Теперь только не упустить момент, не дать ему опять провалиться внутрь собственного разума!»
– Конечно, позвать! – подхватила она, уже ласково и без опаски взъерошив Аластору волосы. – Обязательно! Хочешь, прямо сейчас?
– Не хочу! – Аластор мотнул головой, словно упрямый мальчишка, что отказывается от лекарства. – Посиди со мной еще немножко. Я так соскучился… – И тут же спохватился. – Айлин, а как же ты?.. Твой муж, как он тебя отпустил?! Беременную! На ночь глядя!
