Западный «экономический», предпринимательский индивидуализм (Адам Смит) отвергался славянофилами как питательная почва личного эгоизма. Близкий славянофилам С. П. Шевырев, долгое время живший в Западной Европе и хорошо знавший и ценивший ее культуру, в уже цитированной статье «Взгляд русского на современное образование Европы» отмечает, что во Франции победил «разврат личной свободы»
[99]. Профессора больше следят за внешней стороной речи, чем за ее смыслом, студенты подражают профессорам в злоупотреблении свободой. С другой стороны, человек находится в плену бытовых забот, никак не может вырваться из них, и уже поэтому не свободен. «Материальные интересы, поглощающие все человеческое, – вот тема лучшего рассказчика Франции – Бальзака»
[100].
В отличие от Франции, пишет Шевырев, литература Англии всегда имеет цель нравственную. Общественное мнение ее полагает предел злоупотреблениям личной свободы писателя, который «своим развращенным воображением захотел бы развращать и народ»
[101].
Немцы, в противовес французам, питают какую-то ненависть к злоупотреблению личной свободой. «Университеты цветут и разливают сокровища учения по всем низшим заведениям, коим поручено воспитание народное». Но внутри себя германец не признает никакого авторитета над своей мыслью: «в этом смысле это все тот же дикий германец Тацита»
[102]. Это непризнание над собой авторитета, по мысли Шевырева, – корень Реформации.
Вывод автора об отсутствии истинной свободы личности в западноевропейской культуре и просвещении логично вытекает из его рассуждений. Всю свободу, по словам автора, поглощает «торгово-промышленное стремление», это – главный господин людей. «В здравом теле любящая душа и в любящей душе – мыслящий дух – вот идеал земного человека»
[103].
К. М. Антонов обращает внимание на изменение понятий под влиянием славянофильской мысли: с развитием философии личности у славянофилов понятие «просвещение» существенно меняло свое значение: западноевропейское просвещение, бывшее до тех пор собственно «просвещением» (отголоски этого мнения бытуют до сих пор), утрачивает эту привилегию и становится всего лишь одной из многих исторических форм. Под просвещением становится возможным понимать любое единство образа жизни и духовной культуры, характеризующее какую-либо историческую общность. «У славянофилов это понятие приобретает выраженную антропологическую окраску. Тип просвещения определяется, прежде всего, характером отношений человека с Богом, миром и другими людьми; теми способами, которыми эти отношения возникают; целями, которые ставит себе человек, ценностями, которыми он так или иначе руководствуется в своей жизни»
[104]. То есть «просвещение» у славянофилов отнюдь не означает набора некоторых учреждений, литературы или идей, но обнимает собой проявления культуры в самых разнообразных ее формах, органичных для данной цивилизации или народа. Тем самым уничтожается дискриминационное деление народов на культурных и диких, просвещенных и непросвещенных. Вклад в такое демократичное, общечеловеческое понимание просвещения первыми внесли русские славянофилы, а затем их идеи развили европейцы и американцы (Шпенглер, Тойнби, Франклин и другие).
Достижения отечественной гуманитарной культуры и педагогики 60-х гг. XIX в., размышления на тему личности Пирогова и Ушинского также прямо вытекают из идей славянофильства 40-х гг.
Рассмотрим взгляды на становление личности ведущего теоретика славянофильства – А. С. Хомякова. М. Е. Стеклов проводил параллель хомяковских идей о развитии личности с этой темой у Н. И. Пирогова. В знаменитой статье А. С. Хомякова «Об общественном воспитании», пишет М. Е. Стеклов, не просто даны предложения об улучшении образования в стране, а раскрыта философия формирования нового человека
[105]. М. Е. Стеклов после тщательного источниковедческого исследования счел годом ее написания – 1850 (как и статьи Пирогова «Вопросы жизни»), а опубликованы они были первая – в 1861 г., а вторая – в 1856. Общий год написания свидетельствует о том, что идеи эти «носились в воздухе» и два мыслителя выразили их – каждый по-своему, но созвучно. Воззрения Пирогова и Хомякова совпадают в приоритете общегуманитарного образования, имеющего своей целью формирование внутреннего человека, способного «хорошо ориентироваться в окружающей жизни и делать нравственно оправданный выбор в различных ситуациях»
[106]. Таким образом, творчество Н. И. Пирогова предстает логическим развитием идей славянофильства, и снимается неправомерное противопоставление гуманистической и национальной парадигмы просвещения (например, П. Ф. Каптерев в своей «Истории русской педагогии» противопоставляет Белинского – Хомякову, Ушинского – Пирогову). По мнению М. Е. Стеклова, К. Д. Ушинский также является представителем гуманистической линии, т. к. он поставил целью «создать философию педагогики, которая должна была стать основой национальной теории образования и воспитания, учитывая самобытность русской духовной жизни и достижения западноевропейской философской культуры»
[107].
К. А. Дридгер указывает на следующие антропологические идеи славянофилов:
1) неприятие борьбы и соревнования людей между собой как основного принципа сосуществования;
2) соборность в противопоставлении западному индивидуализму, рационализму, эгоизму. Сословия в России составляют некую цельность и единство, перегородки между ними проницаемы. Мораль общества в конечном итоге опирается на высшую нравственность, восходящую к Божественным установлениям, развивается своим особым путем. Идеалы личности русского мира – более глубоки и совершенны, поэтому и школа должна коренным образом отличаться от западной, основываясь на традициях русской общины
[108].
На понимание А. С. Хомяковым проблемы личной свободы проливает свет его письмо к своему другу, издателю и меценату Тертию Филиппову (1856), где Хомяков замечает, что в двух видах является труд человечества: в развитии общества и развитии личностей. «Совокупность обоих видов составляет желанное искомое совершенство человеческого преуспеяния в области духовной, так же как и в области гражданской, но это совершенство, эта гармония не были до сих пор уделом никакой страны в мире. Везде является преобладание какого-нибудь из двух начал. Вследствие особенных обстоятельств (в других статьях Хомяков объясняет это беспрестанными нашествиями как с Запада, так и с Востока, которые Россия должна была отражать почти постоянно, причем это не только военные набеги, но и чуждые духовные влияния. – Л. Б.) нашей Русской земле досталась по преимуществу первая половина общей задачи, все силы, вся мысль человека обращались единственно к ней, и права личности не только были оставлены без внимания, но и совершенно принесены в жертву общему строительству. <…> Из этого направления истекало постоянно усиливавшееся значение вопросов, касающихся до церковного единства, и сравнительное равнодушие к вопросам личного образования или, лучше сказать, обращение живых личностей в личности отвлеченные. <…> Первая половина труда нами совершена. Пора обратиться ко второй, без которой вся прежняя работа, оставаясь чисто одностороннею, потеряла бы всякое жизненное значение. Мы уже сказали, что такой односторонности она в древности не имела и впала в нее только вследствие особенного исторического развития, без сомнения несколько перешедшего свои разумные пределы»
[109].
