— Помоложе вас буду, промежду прочим! — заявила тридцатилетняя Ксюха. — А у меня по жизни все легко! Вы вот попробуйте денек не страдать, вдруг понравится?
Саныча в палату не пустили — он стоял под окном и глупо улыбался, пока задаренные санитарки тащили Ксюхе в палату сумки с деликатесами.
— Ну-у, мне нельзя сейчас икру и шоколад! Обсыплет же наследника! — смеялась она, возвращая обратно записку с дарами.
Золотые жилетные часы «Павел Буре» с боем для Сансаныча Второго и тонкие червонного золота женские часики вместе с бриллиантовыми серьгами уже ждали дорогих гостей в отмытой до хруста квартире.
Сансаныч организовал шикарный стол для родственниц в одной комнате и полный покой для матери с младенцем — в другой.
— Обрезать будете или крестить? — поинтересовалась в конце вечера Лида. — Или и то, и другое на всякий случай?
Женька фыркнула.
— А что ты смеешься? — повернулась Лидка. — Надо ж определятся.
— Только не обрезание, — отозвалась Анька, — его не скроешь. Вы что, войну не помните?
— Война закончилась!
— Ну… — задумчиво протянула Ксеня, — прости, Анюта, но, судя по Ванечке, — обрезание очень гигиенично. И судя по тому, как оно внезапно появилось, папа тоже был обрезан.
Анька вспыхнула:
— Еще что вспомнишь?!
— Маму нашу, например. И вообще с евреями отлично работается.
Ясность внес вечером Сансаныч:
— Ну зачем ему эти религиозные пережитки, Ксеня? Ну подумай, пока мы живы, мы сами сможем и защитить, и накормить, и продвинуть. А вырастет — пусть хоть в партию, хоть к попам, хоть в синагогу.
— Ты у меня самый умный, — поцеловала мужа Ксения, — и самый главный. Как скажешь.
Герои нашего времени
Китобойная флотилия «Викингер» была передана Советскому Союзу в октябре 1946 года в счет германских репараций. В Женькин день рождения — 22 декабря ее переименовали в «Славу». Правда, в первой антарктической экспедиции под советским флагом основными специалистами были нанятые норвежцы. Триста восемьдесят четыре кита — с таким уловом флотилия вернулась в Одессу. А это значит голод, который второй год подряд висел над Одессой, был практически побежден.
«Позавчера трудящиеся Одессы встречали китобойную флотилию, вернувшуюся после шестимесячного плавания из Антарктики. Причалы Хлебной гавани были заполнены колоннами трудящихся. Они пришли встречать участников экспедиции с букетами цветов и приветственными лозунгами… Первая советская экспедиция в Антарктику имела своей целью, кроме добычи китов, воспитать кадры советских китобоев. Эта проблема полностью решена», — напишет 8 июля 1947 года «Большевистское знамя».
— Где мы, а где киты? — недоумевала Нюся, слушая восторги Полиночки, которая с дочкой Анечкой ездила встречать флотилию. — Это же Дальний Восток!
— А вот и нет! Они ходят аж в Антарктику! В ревущие сороковые и неистовые пятидесятые! Они охотятся за китами!
— А Одесса таки тут при чем?
Порт приписки Одесса был выбран как транспортный узел — так ближе и удобнее отправлять всеми путями добытый жир на заводы и переработку. Порт, моряки, заводы, да и вся Европа, которая с радостью закупала амбру в промышленных количествах, была намного ближе Владивостока.
И с этой даты в Одессе начнется новая эра — морской романтики. Уже в третьей экспедиции экипаж будет полностью советский, и большинство моряков — из Одессы. До первого полета человека в космос круче одесских китобоев не будет никого в СССР. Их уход в рейс и возвращение в родную гавань станет праздником для всего города. Огромная китобойная флотилия «Слава» — это плавбаза в сто пятьдесят метров длиной с общим экипажем больше трехсот человек, настоящая плавучая фабрика по разделке, переработке и заморозке жира, мяса, кожи и амбры. При ней восемь, а потом уже двенадцать мелких быстроходных суденышек-китобоев. Именно они били китов, до тысячи за сезон. Нередко, забив гиганта, они втыкали в него буй с флагом, отмечавшим, чья это собственность, и неслись за новой добычей. Помимо планов и премиальных, была одна самая важная привилегия — китобой, забивший больше всего китов, заходил в одесский порт первым. Это была высшая почесть. Всесоюзное радио, а следом за ним и телевидение, не считая всех местных и столичных газет, регулярно рапортовали о достижениях и подвигах китобоев.
И начиная с первой экспедиции «Славы» все одесские и не только мальчишки и юноши мечтали стать моряками.
Рабочий человек
Двоюродные братья и ровесники, Ванька и Вовка, конечно же, моментально сошлись после Ванькиного возвращения. И конечно, по мнению их матерей, дурно влияли друг на друга, о чем Аня и Женя по секрету регулярно жаловались Ксене.
Фонтанский Ванька и молдаванский Вовка росли обычными уличными пацанами. Работающим матерям хватало сил только на обеспечение их прокорма да периодические выволочки за совсем уж дерзкие шалости.
Ваня Беззуб-Вайнштейн, явно унаследовавший отцовские гены, проявлял недюжинный подростковый интерес ко всему запретному и криминальному. Тем более что Анька баловала своего вернувшегося сына сверх меры, щедро выделяя деньги из своей не самой большой зарплаты на любые прихоти — от голубей и удочек до постоянных карманных денег на пирожки и мороженое. Разумеется, такого залетного «богача» регулярно трусили старшие пацаны, отбирая и деньги, и символы статуса. Ванька пытался драться, но против трех подростков не попрешь. Он понял: нужно срочно прибиться к кому-то посильнее.
Вовка Косько по кличке Шнобель — за выдающийся семитский нос на узком, вытянутом лице — торжественно представил прибывшего из Хабаровска братана хуторской шпане. Те поржали над его «охотничьими рассказами» о придуманных и реальных похождениях на Дальнем Востоке, но когда обиженный Ванька в доказательство своей крутизны вытащил дорогущую зэковскую выкидуху, уважительно загудели:
— Ну раз ты такой правильный пацан, докажи. Вон, на углу баб Маня с пирожками — пойди, отожми братве хавчика.
— Да я их все купить могу!
— Ты пацан или голимый фраер?! — присвистнул разочарованно старшой и жестом показал рванувшему было Вовке присесть: — Ты, Шнобель, не вписывайся за этого фонтанского. Хочет с нами ходить — пусть докажет.
Это была явная подстава. Необъятная баба Маня была не просто самой черноротой на улице, но и здоровой, как биндюжник.
— Шо ты смотришь? Будешь брать или клиентов мине загораживать? — рявкнула она на топчущегося возле лотка Ваньку.
— А ну, хуна старая, пасть захлопнула и бабки достала, — авторитетно промурчал Ванька и вытащил нож.
— Шо ты там тявкнул? — скривила лицо Маня.
— Да я ща распишу тебя!
От разбитого носа, Маниной пудовой оплеухи и окончательного позора Ваньку внезапно спас участковый, который по гражданке, в домашних тапках вышел из соседнего двора за пивом.
