Мирелла миновала укрепления. Мертвая тишина стояла в Гамельне. Он нравился Мирелле таким. Бояться смерти нечего.
Она вернулась в сарай. Пан ждал ее там, в крайнем беспокойстве, снедаемый тревогой и готовый уже исковылять все улицы города в поисках ее чумного трупа. Мирелла ободрила его: ему больше не надо бояться чумы. Теперь она, Мирелла, берется выгнать ее из Гамельна.
XI
Девице вновь встретился враг
Мирелла проспала весь следующий день. Едва придя в себя и набравшись сил, она уединилась в углу сарая. Там она долгие часы просидела, скрючившись, с костью и ножом в руках, так что даже Пан не ведал, чем она столь поглощена.
Потом она повязала лоскут, коим скрывала обыкновенно свои волосы, и решительно вышла из сарая.
Она направлялась навстречу незнакомцу в черном.
Солнце садилось над траурным градом. Мирелла петляла по улицам легким шагом, но навострив глаз.
Она надеялась заметить его издали. Выпрыгнуть сзади. Напасть со спины, застать врасплох. Но внезапно он сам возник меж двух домов, прямо у нее перед носом. Она подскочила с испугу. Незнакомец играл с ней, как кошка играет с воробьем: цепляет когтем, но так, чтоб не прикончить сразу. Мирелла отступила назад.
Но лишь на шаг.
Она присогнула ноги, вздернула подбородок и смело взглянула на него. Она была готова. Она вступит с ним в бой. Но, поскольку Мирелла ничего не смыслила в том, как вызывать на поединок, она сказала:
– Доброго дня, сударь.
Трудно ей было отделаться от учтивых и угодливых привычек, кои всю жизнь уберегали ее от насилия.
Незнакомец улыбнулся. Любезность девицы была ему по нраву. Он ответил:
– И вам.
Мирелла была поражена: ей и в голову не приходило, что демон может поддержать разговор.
– Вы – Диавол? – спросила она дрожащим голосом.
Может, следовало прихватить святой воды? Незнакомец в черном презрительно усмехнуться.
– Диавол – людская выдумка, – сказал он. – Я – Чума, один из посыльных Смерти.
Он взялся за капюшон, дабы обнажить голову в знак приветствия.
Судорога сковала плечи Миреллы. Наконец она увидит его лик. Главное, не закричать. Даже если узреть предстоит пустые глазницы и оскал скелета, или жуткую рогатую харю, или даже огромную крысиную голову на человечьих плечах.
Она подняла взгляд.
У Чумы было лицо красивого юноши.
Волосы, глаза и кожа его были черны. На голове – щетка коротких густо курчавых волос. Черты прямые и дерзкие. В черных как смоль зрачках сверкали смеющиеся искорки. Облик его дышал силой и уверенностью, превосходящими людские.
Мирелла не вскрикнула.
От неожиданности она лишилась дара речи. Она словно оцепенела. Кажется, ей было бы легче бросить вызов нелюди. Теперь же, когда пред ней стоял человек, она не смела и шевельнуться.
Превосходно, нечего сказать. Сейчас противник нападет, повергнет ее, и быть ей сожранной полчищем крыс.
– Вы прекрасно меня видите, верно? – спросил юноша-Чума с любопытством.
Мирелла видела его прекрасно. Видела его точеные скулы, приметила полные губы, угадывала под плащом широкую ладную грудь.
– Да. Вы еще ужаснее, чем я могла помыслить, – ответила она.
Он рассмеялся, обнажив зубы безупречной белизны.
Он забавлялся от души. А эта оборванка была не робкого десятка!
– Впервые встречаю человека, способного так ясно меня узреть. При том, заметьте, я вовсе не невидим! Но люди до того трусливы, что предпочитают дурачить самих себя. Отказываются видеть смерть, когда заходит она в гости. Порой, хотя это и редкость, встретится человек помудрее, который догадается о моем приходе. Однако вы – вы осмеливаетесь глядеть мне прямо в лицо. Вы ничуть не боитесь.
Мирелла дохнуть не смела от страха.
Демон, как видно, желает поговорить. Пускай. Всё хорошо выиграть какое-то время.
Вдруг он, без предупреждения, склонился к ней. И с невиданной быстротой простер пред собой руки. Из ладоней его заструились темные синеватые клубы. Всполохи пламени неслись прямо на нее.
Мирелла крепко сжимала в кулаке, под лохмотьями, вырезанную из материнской кости флейту.
И теперь, непроизвольно, она вскинула ее, прижала к губам и подула. Раздались три ноты, робкие, чуть дрожащие. На счастье, юноша в черном не стал поначалу усердствовать: он пробовал ее силы. Звуки развеяли пламя прежде, чем оно ожгло ей щеки.
– Изумительно… – прошептал демон, будто с ним приключился любопытный случай.
Мирелла держала флейту у подбородка. Она понимала, что первое нападение было лишь пробой, что противник ее способен на куда худшее. Демон наклонился всем телом. Мирелла вдохнула поглубже, готовясь отражать второй приступ. Но он выпрямился и, хотя Мирелла ожидала новый залп синеватого пламени, почтительно, словно она заслужила право на церемонию по всей форме, сказал:
– Меня зовут Мор. Счастлив знакомству с вами.
На миг Мирелла онемела от мысли, что у демона может быть имя.
– Вежливость требует, чтобы и вы назвались в ответ, – прибавил он с улыбкой.
Мирелла вышла из оцепенения. Что ж! Раз он желает, она ему представится.
Она вытянулась на цыпочках. Подняла флейту и сыграла тремя нотами свое имя: Ми, ре, ля. Звуки гордо облетели вкруг нее. И она ощутила, как вздыбились и зашевелились под головной повязкой ее волосы.
– Очень приятно, – процедил Мор.
Мягкая улыбка его исчезла. Он тоже умел играть в эти игры. Он распрямился, и Мирелле почудилось, что он возрос куда выше людского роста. Глаза его потемнели. Крысы столпились подле него. Он простер руки.
И щелкнул пальцами раз. Щелк.
Крысы ринулись на Миреллу волной. Всё нутро ее кричало, что нужно бежать. Но она пересилила себя и, не сдвинувшись с места, поднесла флейту к губам. Крысы уже ползли по ней. Тысячи лапок уже царапали ей ноги, взбираясь до бедер. Мирелла подула во флейту. Звуки вышли дрожащие, неверные. Десяток крыс пали, застигнутые ее скромным чаровским наигрышем. Прочие продолжили лезть вверх. Они уже рвали обмотки на пояснице, на груди. Отыскивали шею, кусали ее со всех сторон. Подступали к лицу.
Мор пристально наблюдал. Он ждал тот миг, когда юница сдастся. И ждать оставалось недолго. Скоро она упадет на колени, плача и умоляя пощадить ее. Она покорится, как только какая-нибудь крыса отхватит ей кусок уха или подберется к глазу и вопьется в веко.
Мирелла стиснула зубы. Она напряглась, отогнала руками крыс с головы и смогла наконец извлечь из флейты гневный, долгий и чистый звук, от которого со спины и с плеч разом опали все грызуны.
